Записки
Шрифт:
Рукопись «Записок» хранится в настоящее время в РГАЛИ, в фонде Н. В. Путяты (Ф. 394. Оп. 1. Ед. хр. 223). Она представляет собой пятнадцать тетрадей, где несколькими различными почерками, вероятнее всего принадлежащими членам семьи Л. Н. Энгельгардта, в том числе и его детям, набело переписан текст «Записок», с исправлениями самого автора и карандашной правкой Н. В. Путяты, в общем соответствующей изданию 1859 г. В том же фонде под №№ 222–230 находятся некоторые другие материалы Л. Н. Энгельгардта, в частности его завещание, упоминавшееся письмо П. А. Румянцева-Задунайского Н. Б. Энгельгардту, фрагменты черновиков «Записок» и др.
В архиве музея-заповедника «Мураново» находятся некоторые документы, связанные со службой Л. Н. Энгельгардта (Ф. 1. Оп. 1. Ед. хр. 216–224), в частности упоминаемые в тексте «Записок» аттестат и похвальный лист за участие в Мачинском сражении, официальные бумаги, связанные с награждением Л. Н. Энгельгардта знаком за участие в Пражском штурме и выходом его в отставку (поскольку администрация затрудняет доступ к хранящимся в музее архивным документам, нам не удалось процитировать их в настоящем издании).
В силу значительной насыщенности текста фактическим материалом мы сочли нецелесообразным подробно комментировать эпизоды, которые не имеют
Выражаем особую благодарность A. B. Тихоновой (Смоленск), чья неопубликованная дипломная работа «Энгельгардты в истории России (до нач. XX в.). Исследование генеалогии рода», защищенная в Смоленском государственном педагогическом институте в 1992 г., и основанные на ней публикации: «Энгельгардты. Воистину человек» (Край Смоленский. 1992. № 10) и «Записки генерал-майора» (Там же. 1992. № 11–12) использованы нами при комментировании.
Примечания составителя обозначены в тексте звездочками. Справки о лицах, упоминаемых в тексте «Записок», даны в аннотированном указателе имен.
И. И. Федюкин
I. Вступление
1766–1779. Родители. — Происхождение. — Младенчество у бабки Бутурлиной. — Обучение в Витебске, в Смоленском пансионе Эллерта и в Шкловском кадетском корпусе.
Записки, что случилось видеть, слышать или чего быть свидетелем в жизни, каждого частного лица, как бы ни было малозначуще в свете, всегда могут быть интересны для будущих времен, касательно нравов того века, людей, образа жизни, обычаев, политических и военных происшествий и описаний знаменитых лиц.
Я сожалею, что занялся сим уже поздно, когда мне минуло шестьдесят лет; многое интересное забыто, а что и вспомнил, то уже не так верно, как должно было быть в связи течения времени. Занятие сие доставило мне удовольствие; вспоминать счастливое время юности и рассказывать о прошедшем, как говорит г. Сегюр [4] , есть из числа единственных удовольствий для стариков. Эти записки я начал писать в 1826 году, следственно все, случившееся после, дошедшее до моего сведения, будет подробнее.
4
«Мемуары» графа де Сегюра вышли в Париже в 1825–1826 гг.
Отец мой был действительный статский советник и кавалер Св. Владимира 2-й степени, Николай Богданович; мать моя была из рода Бутурлиных [5] , Надежда Петровна; замечательно, что он из смоленских дворян третий женился на великороссийской, ибо со времен завоевания царем Алексеем Михайловичем Смоленска [6] , по привязанности к Польше, брачились вначале с польками, но в царствование императрицы Анны Иоанновны были запрещены всякие связи и сношения с поляками, даже если у кого находили польские книги, ссылали в Сибирь; а потому, сперва по ненависти к русским, а потом уже по обычаю, все смоляне женились на смолянках [7] . Поэтому, можно сказать, все смоленские дворяне между собою сделались в родстве. Первый женился на русской Яков Степанович Аршеневский, второй — отец светлейшего князя Григория Александровича Потемкина [8] , третий — мой отец.
5
Бутурлины — старинный дворянский род, ведущий свое происхождение от новгородца Радши, сражавшегося вместе с Александром Невским в Невской битве; наиболее известный представитель рода в XVIII в. — Александр Борисович (1694–1767), фельдмаршал и граф, фаворит императрицы Елизаветы Петровны; однако мать Л. Н. Энгельгардта к этой ветви Бутурлиных никакого отношения не имеет.
6
Смоленск взят русскими 8 сентября 1654 г. и вместе с Левобережной Украиной закреплен за Россией по Андрусовскому перемирию, заключенному с Польшей 30 января 1667 г.
7
«NB. Таковое жестокое самовластие было тягостно смольянам, имевшим еще привязанность к прежнему своему отечеству, и может быть, если бы не прекратили деспотизмом связи родственные с поляками, то, может быть, еще не скоро мои земляки сделались истинными сынами России; служит сему подтверждением и доныне шаткость в провинциях, отторгнутых от Польши, хотя Белоруссия около шестидесяти лет принадлежит России, и как дворянство там и народ привыкли к образу правления и должны бы начать чувствовать, что не только они не угнетаемы, но пользуются под покровительством законов безопасностью личною и собственностью наравне с русскими, но когда Наполеон вошел в наши пределы, то показали они, как мало могли надеяться на их верность» (Фрагмент, не включенный Л. Н. Энгельгардтом в окончательную редакцию «Записок»).
8
Отец Г. А. Потемкина был вторым браком женат на Д. В. Потемкиной (урожденная Кондырева, в первом браке Скуратова). Она и была матерью Светлейшего и его многочисленных сестер.
[1766]. Я родился в 1766 году, февраля 10 числа в Смоленской губернии, Духовского уезда в селе Зайцове, родовом имении отца моего, которое дано было предку нашему королем польским Сигизмундом [9] по взятии Смоленска [10] генерал-лейтенанту Вернеру Энгельгардту, курляндцу, служившему у него в войске, как сказано в жалованной грамоте «za krwawe zaslugi przeciwko Moskwy, dajemy dobra», то есть: «за кровавые заслуги против Москвы, жалуем имения и проч.». Назвали меня Харлампием; но когда привезен я был родителями моими в Нижегородскую губернию, Арзамасский уезд, в село Кирманы, к бабке моей,
9
Имеется в виду Сигизмунд III Ваза, один из организаторов польской интервенции в Россию в начале XVII в.
10
Смоленск был взят польскими войсками 3 июня 1611 г.
11
Имеется в виду Семилетняя война 1756–1763 гг. между Австрией, Францией, Россией, Испанией, Саксонией, Швецией, с одной стороны, и Пруссией, Великобританией, Ганновером и Португалией — с другой.
[1771–1773]. Бабка моя отдала свое имение, 1200 душ, своим дочерям, то есть моей матери и тетке моей, бывшей замужем за Стремоуховым, оставя себе на прожитье 100 душ; по дешевизне того времени, как не было водяной коммуникации, доход ее едва простирался до ста рублей. Однако ж она довольствовалась сим доходом, не быв в тягость своим детям и без малейшего долга.
Физическое мое воспитание сходствовало с системою Руссо, хотя бабка моя не только [не] читала сего автора, но едва ли знала хорошо российской грамоте. Зимою иногда [я] выбегал босиком и в одной рубашке на двор резвиться с ребятишками и, закоченев весь от стужи, приходил в ее комнату отогреваться на лежанке; еженедельно в самом жарком пару меня мыли и парили в бане и оттуда в открытых санях возили домой с версту. Ел и пил самую грубую пищу, и оттого сделался я самого крепкого сложения, перенося без вреда моему здоровью жар, и холод, и всякую пищу; ничего не учился и, можно сказать, был самый избалованный внучек.
[1774). По смерти бабки моей, отец мой, быв полковником в отставке, определен будучи воеводою в отобранную от Польши Белоруссию [12] , в Витебск, взял меня с собою. Заставило его оставить военную службу крайне расстроенное его состояние; задолжал он тетке своей, бригадирше Витковичевой, жившей в Малороссии, местечке Сарочинцах, три тысячи рублей; по-тогдашнему сей долг был неоплатный, ибо доходы в низовых губерниях ничего почти не значили, рожь продавалась там по двадцати пяти копеек четверть, да и ту некуда было сбывать; водяной коммуникации не было, винокуренных заводов мало; сказанная Витковичева столь была неснисходительна, что принуждала отца моего ежегодно приезжать для переписки векселя из Выборга, где полк, в котором он служил, был на непременных квартирах; таковая поездка чрезвычайно его расстроила. Как сказал, что доходы были малы, и [отец мой] жил почти одним жалованьем и не прежде долг мог сей заплатить, как когда пожаловано было ему три тысячи рублей за разорение имения матери моей партиею бунтовщика Пугачева [13] .
12
Восточная Белоруссия (польская Ливония, Полоцкое, Витебское, Мстиславское и часть Минского воеводства) отошла к России в результате первого раздела Речи Посполитой на основании договора 7 сентября 1773 г., заключенного Россией, Австрией и Пруссией с Польшей.
13
Емелька, по прозванию Пугач, был беглый донской казак, выдававший себя за императора Петра III, разглашая, что будто он спасся и скрывал себя в разных местах от супруги своей, императрицы Екатерины, распространившей слух о его смерти, что, наконец, решился он прибыть и вверить себя яицким казакам, напоминал присягу и требовал от них пособия взойти опять на прародительский престол. Сии казаки, быв в совершенном невежестве, поверили и поклялись ему быть верными; вскоре пристали к нему башкирцы и другая сволочь, а особливо господские крестьяне и дворовые люди; он обещал им вольность, не брать с них ни податей, ни рекрут, а соль давать безденежно. Дворян, которые ему попадались, вешал, а жен и дочерей их, наругавшись ими, отдавал своим сообщникам. Начало сего бунта возникло при окончании турецкой войны 1771 года, и продолжался оный около двух лет, доколе собрались войска под главным предводительством генерала графа Петра Ивановича Панина. По всей России народ был в чрезвычайном волнении; если бы Пугачев пошел к Москве, а не занимался долго в Уфимской и близлежащих губерниях, то много бы зол Россия претерпела; но он не имел ни ума, ни твердости пользоваться своим дерзким предприятием; он подходил к Казани и выжег всю, кроме крепости, которой требовал сдачи, но майор Иван Иванович Михельсон с небольшим отрядом подоспел и разбил его на Арском поле. У Пугачева было тогда более 20 000, и он имел артиллерию. После этого он бежал к Симбирску, а потом на Яик, где теми же казаками, бывшими его первыми сообщниками, был схвачен и выдан командующему в тех пределах именитому герою, тогда бывшему генерал-майору Суворову. Императрица указала реку Яик переименовать в Урал, а казаков именовать Уральским войском. Пугачев был привезен в Москву в цепях и железной клетке с тремя его главными сообщниками, прочие же все были прощены.
Императрица предала самозванца судить синоду, сенату и военному генералитету; так как в России смертная казнь была отменена, а злодейство, им учиненное, требовало особливого постановления, синодальные члены в определении своем сказали, что Пугачев и сообщники его заслуживают смертную казнь, но по духу христианскому и духовному своему званию они, синодальные члены, не могут подписать приговора. Прочие же члены суда определили: Пугачева четвертовать и потом отрубить ему голову, главному его наперснику также отрубить голову в Москве, что и исполнено; одного из его сообщников повесить в Уфе, а другого в Урале.
[1775]. По приезде куда [в Витебск], начал меня учить грамоте униатской церкви дьячок, и как я был избалованный внучек, едва в два года выучился читать порядочно.
[1776]. Тогда приставили ко мне учителя, отставного поручика Петра Михайловича Брауншвейга, учить меня писать по-русски, первым четырем правилам арифметики и по-немецки, за шестьдесят рублей в год, а по-французски ходил учиться в иезуитский монастырь, к иезуиту Вольфорту; но, можно сказать, что от таковых учителей очень мало показывал успеха по тупоумию и лености.