Запрет на любовь
Шрифт:
— Ага. Ни жениха, ни её. Вот ведь совпадение!
Слышать эти слова больно до безумия.
Знаете, в такие моменты чётко осознаёшь, что боль физическая куда лайтовее, чем та, которая разрывает тебя изнутри.
Прикол же, да? Ты лежишь весь поломанный и ушатанный, а сильнее всего ноет проклятое сердце, которое в ДТП, типа, не пострадало.
— Спасибо, Петров с отцом случайно оказался там на дороге. Они видели, что происходило. Уверена, Ян Игоревич прижмёт этого урода.
— А Джугели
— Замолчите… — вмешивается Илона.
— Реально, мозга нет? — подключается Горький. — Зачем всё это обсуждать сейчас?
— А чё? Покрывать эту предательницу предлагаешь? Пусть Марсель знает, что пострадал зазря, — возмущается зарёванная Ковалёва.
— Вот что… Я думаю, на сегодня достаточно, — спешно обрывает неудобный разговор Шац. Ясно, естественно, по какой причине. Не хочет меня расстраивать. — Марселю нужен покой. Пожелайте ему скорейшего выздоровления и на выход, друзья.
— Мы должны оставить пожелания на гипсе. Помните, традицию с началки? Я фломастеры взяла.
— Ништяк.
— Опять вы за старое? Ерундой не страдайте, Жень.
— Нет, Матильда Германовна, надо, — загорается идеей та.
По очереди подходят. Что-то пишут и рисуют на гипсе, однако мои мысли далеки от этого движа.
Мы с Илоной молча таращимся друг на друга, стопудово думая об одном и том же.
Вспоминается тот вечер. Я пришёл к ней для того, чтобы она позвонила Джугели. Потому как сам дозвониться и дописаться до неё мог.
«Что там у вас происходит? Ты никому не отвечаешь. После линейки сразу исчезла. Зачем эти грузины заявились в Красоморск?» — спрашивала Вебер, включив громкую связь.
«Я уезжаю, Илон»
«Что? Уезжаешь? Когда?»
«Сейчас»
«В смысле сейчас? Подожди, нет. Тебе нельзя. Нельзя уезжать, Тата!»
«Никому не рассказывай»
Меня тогда накрыло прям люто. Понял, что её насильно увозят и в такую ярость реактивную пришёл…
«Нет, Марсель! Стой! Куда?»
Илона догнала у самого мотоцикла. Намертво вцепилась в мою руку. Не пускала. Про расклады какую-то чушь несла. Тряслась. Умоляла не ехать. Как чувствовала: произойдёт что-то.
Но я, взвинченный до предела, её, конечно же, не послушал.
— Прости…
Вебер, расплакавшись, покидает палату первой.
— Поправляйся! Это от класса. Не знаем, что тебе можно, но вот… — Филатова оставляет большой пакет на тумбе.
— Выздоравливай.
— Не вешай нос, бро, — подбадривают парни.
— Пока, Марсель.
—
— Марс, — Паша осторожно хлопает меня по здоровой ноге. — Держись, ладно?
Держаться.
— Она правда с ним уехала?
С какой-то грёбаной надеждой на него смотрю. Поди, жалкий со стороны до крайности.
— Я не знаю, — звучит растерянное в ответ.
— А показания? — сглатываю.
— Она их действительно не дала, Абрамыч. Вроде как, отказалась, сославшись на то, что после приступа ничего не помнит.
Его взгляд выражает долбанное сочувствие.
— Ясно.
— Забей, братан. Мой совет, забудь. Тебе сейчас о восстановлении надо думать. Не о ней.
Не о ней.
А как? Если по ощущениям будто бензопилу в грудь вогнали…
Глава 50
Тата
Северная столица
Август
Раннее утро. Лёгкая дымка. Пустая Дворцовая площадь. Саксофонист.
Очень атмосферно.
Как-то по особенному сегодня чувствуется вайб Питера. Даже жаль уезжать…
Слушаю музыканта. Полчаса спустя неспешно продолжаю свой путь по набережной Невы. Гуляю. Разглядываю достопримечательности и думаю. Думаю о том, что уже произошло, и о том, что ждёт меня впереди.
Перехожу дорогу, останавливаюсь у таксофона, прикреплённого к стене дома. Снимаю трубку.
Забавно, что в век технологий и обилия гаджетов они всё ещё встречаются даже в таких крупных городах, как этот.
Набираю номер по памяти.
Слушаю длинные гудки.
— Алло, — на том конце «провода» звучит голос самого дорогого для меня человека.
Каким бы он ни был, это по-прежнему так.
— Здравствуй, отец.
С момента нашего крайнего разговора прошло два месяца.
— Тата?
Не ожидал. Явно растерян. Но, как обычно, быстро берёт себя в руки.
— Где ты? Отвечай! — орёт требовательно.
— Неважно.
— Немедленно возвращайся в Москву! — командует громко приказным тоном.
— Сейчас не вернусь, — отвечаю уверенно. — Учитывая ситуацию, мы оба это понимаем…
— Не дури.
Меняет тактику. Кнут на пряник.
— Ещё можно всё исправить.
Речь идёт о свадьбе?
— Леван готов тебя простить.
— Что?
Ушам своим не верю. Абсурд чистой воды.