Запрет на любовь

Джолос Анна

— Добавляю. Бли-и-и-ин! Ну нет! Твою за ногу! — хнычет и рычит, закинув голову назад.

— Чё такое? — через плечо заглядываю в салатницу. — Рукожоп, — констатирую, глядя на горку соли.

— Крышка от солянки отвалилась. Елы-палы! Чё терь всё выкидывать?

— Стой, верх сними.

— Куда ты той ложкой, с которой ел! — шикает она недовольно.

— Какая разница?

— Там микробы твои вообщет.

— Чё?

— Гр-р-р-р-р!

— Всё норм, спасён твой салат. Помешай.

Беру

пульт с холодильника и делаю звук на телеке громче.

— Опять, ведьмы, включили какую-то бабскую романтическую хрень?

— Оставь, это же «Привидение»! Хороший фильм. Не вздумай переключать! — запрещает сердито, предугадывая моё следующее действие. — Софи, ты закончила? Начинай накрывать на стол, — бросает взгляд на часы. — Марсель, сливай воду из кастрюли. Надо потолочь пюре.

— Как вы запарили! — возмущаюсь, но в очередной раз иду помогать.

Ошпариться ещё. Однажды это уже случилось по моей вине. Мы были дома одни и готовили пасту. Мне было десять с половиной, ей семь.

До сих пор в ушах её плач.

Огрёб я от бати конкретно, но не столько этим фактом был огорчён, сколько тем, что она реально получила ожог.

Не удержала кастрюлю.

— Мила, мы возьмём те красивые чёрные тарелочки с белыми цветами?

— Да, Сонечка, сейчас достану их тебе. Держи.

Они таскают на пару посуду, а я тем временем активно дую на пар и прищуриваюсь. Глаза — всё ещё уязвимое место.

Спасибо новенькой.

Реально в тот вечер думал, что ослепну к чертям.

Зараза.

Злюсь чертовски, но вместе с тем, наверное, восхищаюсь её смелостью и боевым настроем. По факту, в этой истории с Рассоевым она уделала нас всех. В полицию позвонила, шины проколола, от меня удрала.

Из Москвы приехала, значит. Что не местная, я понял сразу. Эти глаза и брови я бы однозначно запомнил, если бы видел её где-то раньше.

Память услужливо подбрасывает картинки из леса.

Вот мы бежим.

Я догоняю и ловлю её.

Синхронно падаем на землю.

Минутная возня — и она, худенькая, хрупкая, уже подо мной.

Коса растрепалась.

Напугана. Растеряна. Смущена.

Не моргает. Смотрит на меня в шоке и часто дышит, разомкнув розовые губы.

— Тормози, дай масла добавлю и бульона долью, — голос сестры возвращает меня в сегодня.

— Санта таскает твои мотоперчатки! — громко сообщает София.

— У тебя минута на то, чтобы их спасти. Иначе Санта отправится в духовку.

— Марсель… — Милана толкает меня локтем в бок.

— Приехали! Приехали! Приехали! — вопит сиреной Гном на весь дом.

— Прикрути ей громкость, а, — морщусь, вытирая тыльной стороной ладони взмокший лоб.

Но какой там!

— Деда! — орёт сама так, что впору оглохнуть.

Всё побросала. Несётся антилопой к нему.

Женщины.

Что с них взять?

Закинув в рот пюре, поворачиваюсь и наблюдаю за тем, как эти сумасшедшие расцеловывают нашего гостя, намертво облепив его с обеих сторон. Ещё и Санта, прыгая, скачет вокруг как ненормальная.

— София, осторожнее, у деда артрит, — отец, появившийся на кухне, кладёт на столешницу ключи от своей тачки и выдёргивает у меня из руки очередную ложку. — Пересолили, — выносит вердикт.

Пхах. Это он ещё Миланкин салат не пробовал.

— Мои красавицы! — по обыкновению нежничает с девчонками дед. — Куколки. Лапочки. А где мой внук-оболтус?

— Оболтус месит кашу из картошки, — София тычет в меня пальцем.

— Здорово, дед, — подхожу к нему и протягиваю руку, но он, избавившись от старшей ведьмы, по традиции, обнимает меня до треска в костях. — Грёбушки-воробушки, чё ж вы все, Абрамовы, такие лохматые, — взъерошивает кучери на моей башке. — Аж бесит!

Хохочу.

— Отец почему до сих пор не облысел? Колись, Марсель. Он ездил в Турцию на пересадку?

— Вроде не.

— Втирает в репу какой-то волшебный хренолосьон?

— Не видел у него такого.

— Шаман треклятый! — цокает языком. — У меня в его возрасте уже было гнездо, с проплешиной в центре. Где справедливость?

— Не расстраивайся, деда, — София кладёт ладошку на его щёку. — Хочешь, мы с тобой поделимся и швеньон тебе сделаем?

— Шиньон. Дай раздеться с дороги, — отец забирает у него мартышку.

— Собака как была придурковатая, так придурковатой и осталась, — дед присаживаясь, чешет неуёмную Санту по шерстяной морде. — Где Марьяна застряла? Марьяна? — орёт недовольно, и в дверном проёме, неожиданно для всех, появляется бабушка.

— Да здесь я, чего ты разорался на весь дом? Подарки из сумки выкладывала.

— А-а-а-а-а-а-а!

— Ба-а-а-а-а-а-а!

Ведьмы на радостях бегут к ней.

— Как долетели? — оттаскиваю Санту за ошейник.

— Дерьмово, — по обыкновению не стесняется в выражениях дед. — Весь полёт мне казалось, что пилот находится в состоянии алкогольного опьянения. Почки с печенью местами поменялись. Давление поднялось. Имбецил какой-то за штурвалом был, ей Богу!

— Это зоны турбулентности и воздушные ямы, Игорь.

— В гробу я видел эти ямы! Обратно поедем на поезде.

— Та неужели? Там будешь возмущаться, что вода мерзкая и жаловаться, что тебя укачивает.

— Лучше пусть укачивает. Чуть селезёнку не выплюнул! — возмущается, раздражаясь по новой.

— Где мой мальчик? Ах, какой ты высокий и широкий стал! Красавчик кучерявый! — бабушка активно треплет за щёки и расцеловывает.

Морщась, стоически терплю.

— Копия папаша в юности! Скажи, Игорь?