Запретный мужчина
Шрифт:
С каждым днем Херман чувствовал себя бодрее и бодрее.
Зато Ярима изнемогала в борьбе с собой. Как-то вечером, принеся очередное магическое питье Херману, она приникла к его губам страстным жадным поцелуем, пытаясь вдохнуть в него ответную сумасшедшую страсть. И в какой-то момент Яриме показалось, что ее желание близко к исполнению. Губы Хермана шевельнулись в ответ, пусть пока еще и неохотно, сдержанно.
Обрадовавшись, Ярима поняла — завтра! Завтра ее желания исполнятся. Завтра она будет лежать в объятиях Хермана, и пьянящая действительность вытеснит все химеры
Эту ночь Ярима проспала на удивление крепко и спокойно, так тверда была ее уверенность в непреложности того, что должно было свершиться завтра. Проснулась она не слишком рано, и первое, что ощутила, была странная пустота дома. Хермана в нем не было. Это она поняла отчетливо.
Отправилась к нему в комнату. Никого. Он и раньше выходил гулять ранним утром, но сейчас Ярима почувствовала: он ушел, чтобы никогда сюда не возвращаться.
И вновь ослепительным пламенем вспыхнули в Яриме гнев, обида и ненависть. Она вновь готова была пуститься в погоню за только что упущенной добычей. Выследить, подстеречь, поймать и, наконец, вцепиться в горло смертельной хваткой!
Херман шел горной тропкой вниз, поглядывал вокруг и насвистывал. Со стороны он был похож на беззаботного путника. Не в первый раз ему приходилось начинать все сначала. Он был беден, потом нажил богатство, разорился и вновь разбогател. Но теперь лишился не только богатства, но и потерял Ирену, детей, а с ними — и свое будущее! Но, все потеряв, Херман стал непобедимым. Он ни за кого не боялся и ничего не боялся — ни жизни, ни смерти. Пускаясь в трудный, неведомый путь, он не боялся также оказаться в проигрыше, а просто шел, чтобы сделать то, что считал для себя необходимым. И остановить его было невозможно.
Глава 30
Сестра Цецилия сидела, перебирая четки, и подле нее сидела молчаливая Амаранта. Хулито убежал рисовать. Слова матери поразили его, но вокруг было столько всего интересного и неизвестного, что обилие сиюминутных впечатлений постоянно отвлекало его, не давая сосредоточиться на сказанном матерью.
А поскольку и Амаранта, и сестра Цецилия постоянно твердили ему: «Мы ждем твою матушку», то Хулито постепенно привык к этому как к данности и уже не задумывался ни о чем. Перемена должна была наступить, но пока альбом его заполнялся рисунками; Хулио словно спешил до отъезда зафиксировать все красоты здешнего пейзажа. Пытался он рисовать и мать, которая часами сидела неподвижно, погруженная в размышления, и наброски эти выходили особенно удачными.
Трудно описать состояние Амаранты, она как будто бы и впрямь умерла и теперь медленно накапливала другую жизнь. Заново училась молиться, и к ней возвращались впечатления детства, когда ее рано умершая мать горячо молилась Пресвятой Деве и учила молиться совсем крошечную Амаранту.
Но занимали ее мысли и о прожитой жизни, и о будущем Хулио — они текли единым неразрывным потоком, и порой Амаранте было трудно даже сказать, о чем она думает.
Вспоминался
— У него будет то, чего он хотел, он сможет жениться на этой женщине.
Потому что, как ни странно, Амаранта теперь испытывала перед мужем чувство вины. Болезненное напряжение нервов, в котором она жила все последнее время, оставило ее, и стало очевидно, что она, возможно, преувеличивала враждебность Алонсо к себе. Задним числом Амаранте казалось чудовищным и то решение, которое она едва не осуществила. Но Господь остановил ее вовремя, и все запутанные проблемы разрешились сами собой.
— Он женится на этой женщине, — произнесла Амаранта вслух, даже не заметив этого.
— Не женится, — ответила ей сестра Цецилия.
Ее поразительная способность читать чужие мысли уже не удивляла Амаранту, но все-таки она каждый раз вздрагивала, получая ответ на самое сокровенное.
— На этой, — повторила Цецилия, — не женится. Она жадная к чужая, он об этом знает. Ты еще научишься его жалеть, поймешь, что он заблудился и страдает. Ты еще будешь ему в помощь. А сейчас и он прозревает, как и ты. Обоим вам больно, но боль эта неизбежна.
Разговор их прервался нежданным шорохом, обе они повернули головы и стали всматриваться в заросли кустов, сквозь которые вилась тропка.
Да, им не почудилось — шаги становились все громче, громче. И вот на поляну вышла женщина, высокая, рыжеватая. Амаранта сразу узнала ее, только на лице женщины теперь не было страдания и скорби.
Амаранта встала и пошла ей навстречу.
Они сближались медленно, жадно вглядываясь в лицо друг друга. Потом обнялись и заплакали.
— Благослови вас Господь, — сказала Цецилия, — поговорите, а я пойду за Хулито. Когда пора будет, мы с ним придем.
И ушла, оставив женщин наедине.
Они сели рядом, как две сестры. Амаранта заговорила первой, и говорить ей было легко. Она словно бы исповедовалась перед этой женщиной, как исповедуются перед самым близким человеком, готовясь отойти в иной мир.
Пилар уже много знала из того, о чем рассказывала Амаранта, — сон оказался вещим, в нем все соответствовало действительности. Но лишь теперь Пилар стали понятны загадочная история с кольцом и слова старушки: «Отдай мне мертвую воду».
— Да, мы были на волосок от гибели, но спаслись, — такими словами заключила Амаранта свой рассказ.
Обе молчали и сидели, держась за руки. Покой величавых гор снисходил на их истерзанные души.
И опять раздались шаги, зашевелились кусты, и оттуда вышли Цецилия и Хулито. Мальчик торопился, почти бежал, но внезапно остановился, глядя на Пилар во все глаза.
— Это ты моя мама? — спросил он.
— Я, — отвечала Пилар.
— С тобой я теперь буду жить? — продолжал спрашивать мальчик.
— Со мной, — отвечала Пилар.
— Посиди с нами, — позвала его Амаранта, и он сел прямо на землю между ними двумя, и обе они сплели свои руки, положив их на острые худенькие плечики, а мальчик, задрав голову, смотрел то на одну, то на другую маму.