Запретный мужчина
Шрифт:
— Хорошо, Ярима. Я думаю, Лино возражать не будет, тем более, он все время в разъездах. О Хермане он знает много хорошего, знает, что тот приютил меня, когда я была в трудной ситуации, так что мы выполним твою просьбу.
— Если Херман появится, когда я уже перееду, ты немедленно мне сообщишь, а ему ничего говорить не будешь. Я должна застать его сперва врасплох, ты поняла меня?
— Поняла, поняла, — Вероника укоризненно покачала головой, — ты все такая же, Ярима, бешеная и сумасшедшая!
— Ну и пусть! Ты ведь знаешь, как я люблю Хермана!
При всем своем знании людей, Родриго несколько просчитался с Яримой. Ему казалось, что теперь, когда Ярима знает,
Словом, разбирая так и этак все возможные варианты сложившейся ситуации, Ярима пришла к печальному выводу, что ей неизбежно придется делать выбор между Херманом и Родриго. Но свой выбор она сделала давно и на всю жизнь. «Что ж, если ради Хермана придется сдать Санчеса, то я без колебаний сделаю это!» — решила она.
Вот только бы Херман не подвел, не обошел бы дом Вероники стороной! Еще там, в Мадриде, Ярима заявила Санчесу, что сама будет караулить Хермана у дома Манчини, но Родриго категорически запретил ей наводить какие-либо справки о Манчини и уж тем более выслеживать этого шустрого сверчка.
— Он сейчас где-то скрывается, но мои люди его непременно отыщут и сделают это вовремя, — жестко сказал Санчес, и Яриме показалось, что он даже скрипнул зубами. — Полицейским, которые тоже за ним охотятся, останется только обнаружить его труп.
Услышав это, Ярима поняла, какой опасности подвергает себя Херман: ведь его не пощадят ни полицейские, ни головорезы Санчеса, если он окажется у Манчини в момент их появления. Но предупредить Хермана об опасности она не могла и лишь молилась всем своим темным богам, чтобы они хранили Хермана, и чтобы он, прежде чем отправиться к Манчини, появился у Вероники.
На следующий день Ярима сняла небольшой дом в предместье Рима и перебралась туда. Конечно, у нее оставались опасения, что Вероника, встретившись с Херманом и выслушав его рассказ, может и не выполнить обещания, данного сестре. Но другого выхода у Яримы не было: с минуты на минуту домой мог вернуться Лино, и Вероника боялась предстоящего скандала.
— Поверь, я была бы рада приютить и тебя, и Хермана, — извинялась она перед сестрой, — но Лино тебя, прости, ненавидит лютой ненавистью.
— Не надо извинений, сестренка, — грустно усмехнулась на прощание Ярима. — Я все понимаю Лино: у него есть все основания меня ненавидеть. Спасибо, что хоть ты меня простила. Я этого не забуду и никогда больше тебя не обижу.
— Я буду звонить тебе, — пообещала Вероника. — И, когда здесь появится Херман, дам знать.
Впервые в Яриме шевельнулось нечто Броде жалости к сестре: огромный живот, расплывшееся лицо, испуганные глаза — бедняжка, не очень-то она счастлива с этим Лино…
Чуть позже Яриме подумалось, что и Херман, скорее всего, пожалеет Веронику, не станет рассказывать всех подробностей и истинных целей
Расположившись в своем новом доме, Ярима позвонила Санчесу — будто бы затем, чтобы сообщить, где ее можно найти, а на самом деле ей хотелось узнать, не напал ли Родриго на след Хермана в Риме, в Мадриде, в Каракасе или еще где-нибудь. И, судя по тому, как ласково с нею разговаривал Санчес, поняла: нет, Хермана пока ему обнаружить не удалось. Яриме очень хотелось спросить, жив ли еще Манчини, но этого она тем более не могла себе позволить.
От скуки Ярима прошлась по чужим, пустынным комнатам, от которых веяло безжизненным холодом. Очевидно, в этом доме давно никто не обитал, и с Яримой ему тоже не очень повезло — кто знает, как долго она здесь задержится? Одну из комнат Ярима выбрала для Хермана. При желании в ней можно было устроить как уютную спальню, так и мрачную камеру — на этот, последний, случай Ярима запаслась наручниками и цепочкой, которой можно было бы приковать Хермана к кровати. Но в своих самонадеянных планах Ярима, как и прежде, не знала пределов, и потому уповала не на эту чудовищную тюремную утварь, а не снотворное и последующий доверительный разговор с Херманом.
Глава 43
Не только Ирена, но и Эстела, и ее свекровь, и Онейда заметили, что Мартика уклоняется от разговора об отце, но никому не пришло в голову отнести это на счет черствости девочки. Не сговариваясь, они решили, что Мартика ведет себя как ребенок, который не может до конца осмыслить случившееся с отцом несчастье. Но они глубоко заблуждались.
Мартика в свои десять лет вовсе не была инфантильной. Казалось бы, гораздо больше времени она проводила с матерью, ведь отец был таким занятым человеком. И тем не менее влияние Хермана на ее характер оказалось решающим.
Это он исподволь приучил ее быть сдержанной, не давать волю своим чувствам, уметь размышлять над ними, вслушиваться в саму себя. Он научил девочку переносить боль молча, быть терпеливой и мужественной. Открытый и доверчивый нрав привлекал к девочке не только ровесников, но и взрослых людей, и некоторые из них понимали, что Мартика куда глубже и умнее, чем хочет казаться, что она, в сущности, человек достаточно самостоятельный и ответственный для своего возраста, и что врожденное чувство такта не позволяет ей прилюдно выказывать эти свои качества. Вообще, она многое таила в себе, не сразу посвящала отца или мать в свои детские секреты, предпочитая сначала как следует обдумать все, что случалось с ней, а уж потом поделиться этим с другими. И всегда ее больше интересовало, как оценит те или иные события отец, нежели мать, которую она любила так же сильно.
Но если Ирену Мартика воспринимала просто как самое родное и близкое существо, то в Хермане видела не просто отца, но и человека, который в каждом своем слове и поступке был для нее образцом. Ей казалось; никто из знакомых их семьи, никто из школьных учителей не может сравниться с ним.
Он умел быть твердым, но не жестоким, добрым, но не сентиментальным, целеустремленным, но не безрассудным, сдержанным в своих эмоциях, и в то же время доверчивым как ребенок. Он был способен понять любого. С ним было легко и интересно разговаривать: отец всегда умел дать какой-то совершенно простой и в то же время неожиданный совет; в отличие от других взрослых, не говорил банальностей. Взрослые часто бывают умными, но какими-то пресными, выцветшими, точно мир вокруг них уже утратил свои первозданные краски; казалось, они не столько любили саму жизнь, сколько те удобства, которыми могли окружить себя, а Херман Гальярдо, ее отец, любил жизнь и умел заражать этой любовью окружающих.