Запретный мужчина
Шрифт:
Разве то, что он пытается всячески завоевать благосклонность обитателей этого дома, в том числе ублажая и ее, старуху, свидетельствует о нечестности его намерений? Нет, все это слишком эфемерно…
Можно было использовать одну фразу ее сына Тонино, врезавшуюся в память: «Бойся людей, которые всем нравятся…» Но Ирена все же истеричка, она может выдать себя раньше времени.
Потом Фьорелла решила поговорить о Корхесе с Карлосом Гальярдо. Однако поразмыслив, отвергла и этот вариант. Конечно, Карлос — мужчина, он умеет владеть собой, но опять-таки
Тогда мысли Фьореллы приняли новый оборот. Нужны доказательства того, что Федерико Корхес не так уж бескорыстен, как он это демонстрирует. Каким образом раздобыть их ей, беспомощной старухе?
И она велела пригласить к себе Галаррагу.
Не то, чтобы она слишком уж доверяла Галарраге, но всегда считала, что за деньги он сделает все, что от него потребуется. Если ему как следует заплатить, он землю рыть будет, такой уж это человек.
— Вот что, Рамон, — начала она, указав Галарраге на кресло, — я хочу дать тебе очень важное поручение, но об этом не должна знать ни одна живая душа.
— Слушаю вас, сеньора, — отозвался Галаррага.
— Возможно, тебя удивит моя просьба. Она удивила бы всякого на твоем месте… Но я прошу не задавать мне лишних вопросов.
— Какое длинное вступление, — позволил себе заметить Галаррага, слегка усмехнувшись.
— Речь пойдет о Федерико Корхесе.
Галаррага насторожился.
— Он прекрасный человек, — продолжала Фьорелла, не заметив, как изменилось лицо Галарраги, — я ничего не имею против него… Но, еще раз прошу тебя не удивляться, его появление, а главное — укоренение в нашем доме кажется мне по меньшей мере странным.
— Я совершенно не удивлен, сеньора, — возразил Галаррага, — дело в том, что мысль об этом сеньоре не дает покоя и мне…
Лицо Фьореллы выразило крайнюю степень удивления.
— Вот как? Тебе он не нравится? Да говори же, в чем дело…
Галаррага, сделав вид, что он колеблется, ответил:
— Не знаю, стоит ли…
— Говори, — сердито продолжала Фьорелла.
— Видите ли, сеньора, — как бы нерешительно протянул Галаррага, — его поведение кажется мне странным…
— Ты что-то заметил? — быстро спросила Фьорелла.
— Да, но я тогда не придал этому значения… А вот сейчас вы сказали, и я… Словом, однажды я увидел его в саду, крадущимся к окну гостиной. Мне показалось, он хочет подслушать какой-то разговор… Я в это время был в саду, разыскивал вашу внучку, чтобы сообщить ей… не помню, что именно мне нужно было сообщить сеньорите Ане Росе… Итак, я нарочно обошел дом, вошел в дверь с улицы и заглянул в гостиную: там были сеньора Ирена и сеньор Карлос; мне показалось, они вели очень важную беседу…
— Та-ак, — Фьорелла задумалась. — Ты уверен, что Федерико пробрался в сад, чтобы подслушать их разговор?
— По крайней мере, мне так показалось, сеньора. Он ступал очень осторожно, все время озирался. Если у человека добрые намерения, он не будет на цыпочках
— Дальше! — повелительно бросила Фьорелла.
— Вчера мы все слышали рассказ о том, как он наткнулся на Мартику и Пелуку в «Кассандре». Перед этим сеньор Федерико сказал, что до того, как повернул машину в квартал Пуэрто-Эсперанса, он объезжал улицы Каракаса…
— И что? — нетерпеливо воскликнула Фьорелла.
— Дело в том, что в тот момент, когда сеньор Корхес заводил свой автомобиль, чтобы поставить его в гараж… я еще не знал о похищении сеньориты Мартики. Но поспешность, с которой он прыгнул за руль, несколько удивила меня…
— Дальше!
— Я подумал: какое у сеньора Корхеса может быть дело глубоким вечером; куда он торопится?.. И тронулся следом за ним. Увидев, что он направил машину в кварталы Пуэрто-Эсперанса, я повернул назад. Я решил, что он… извините, сеньора… что он хочет снять девочку в ночном баре…
— Значит, Корхес солгал! — пробормотала Фьорелла.
— Да, он вовсе не колесил по улицам Каракаса. Он заранее знал, куда надо ехать…
— Уж не хочешь ли ты сказать, что он принимал участие в похищении нашей девочки?..
— Делать выводы мне не хотелось бы, — покачал головой Галаррага. — Я только изложил вам факты.
— Все это странно, — Фьорелла пристально посмотрела на Галаррагу. — Послушай, у тебя нет никаких причин ненавидеть этого человека, а?
Галаррага попытался принять самый простодушный вид.
— Ну что вы, сеньора? С какой это стати? — с деланным изумлением произнес он.
— Вот что, — Фьорелла, казалось, решила, что надо делать. — Найми от моего имени для моей невестки Эстелы другого водителя. Объяснишь ей это тем, что ты нужен мне для прогулок… А сам не спускай глаз с Корхеса. Куда он — туда и ты… Сообщай мне обо всем: где он бывает, с кем встречается, не упускай ни одной подробности. И еще: он не должен заметить слежки…
— Не беспокойтесь, сеньора Фьорелла, — отозвался Галаррага. — Этот человек уверен, что всех в доме обаял, ему и в голову не придет, что его в чем-то подозревают.
Хермансито называл Хермана Гальярдо папой и был по-своему к нему привязан, но в глубине души истинным своим отцом считал Карлоса.
Казалось бы, Херман никогда не делал различия между ним и Мартикой, но Хермансито чувствовал, что к дочери он привязан куда больше, чем к нему. Эта приязнь была не просто родительская, душевная. В Мартике Херман как бы видел самого себя, свое продолжение, узнавал себя в ее поступках, а Хермансито он любил просто как ребенка, о котором надо заботиться и которого надо воспитывать. С ним Хермансито и чувствовал себя ребенком — слабым, беспомощным, который изо всех сил пытается подстроиться под своего мужественного покровителя; с Карлосом же он ощущал себя как с равным. Карлос не давил на него, был более мягким и терпимым, часто — таким же ребячливым и простым…