Зарубежный детектив - 88
Шрифт:
Наверху Балайка стала отчаянно упираться. Лечь на коврик вообще не хотела, а попыталась проникнуть в детскую, где спал Тео.
— Не лезь сюда, не лезь! — прошептала Паола и оттолкнула назад Балайку, уже просунувшую было морду в дверь. — Тео спит, ты его разбудишь! Ложись и ты на коврик, Балайка.
Она нежно погладила собаку и подтолкнула ее в угол, где уже постелила коврик для своей любимицы.
5
Ночной крепкий сон и утренние лучи солнца приободрили
Ему не снились кошмары, и едва он открыл глаза, как сразу почувствовал себя бодрым и свежим.
Сквозь гардины проникал такой яркий свет, что он решил — выпал первый снег. И очень этому обрадовался. Взял домофон и велел Анджеле принести кофе и газеты.
Когда Анджела раздвинула гардины и он поглядел в окно, то с огорчением увидел, что и следов снега нет. Он принялся перелистывать «Коррьере», и хорошее настроение мгновенно улетучилось.
«Шпага далеко не в лучшей форме», «мало остроумия и много страха в лице», «Весьма серая передача, которую украсила лишь веселость и находчивость Альберты». Развернул «Стампу», и тут же в глаза ему бросилось заглавие статьи: «Наш Шпага, видно, совсем утомился?»
«Ну что за негодяи! Рады его раскритиковать по любому поводу, а вот когда передача удается, похвалу из них клещами приходится вытягивать. Паршивые щелкоперы!» Он оделся и торопливо спустился в кабинет.
Увидев Валенцано, сидевшего за письменным столом и невозмутимо изучавшего какой-то счет, он и вовсе рассвирепел и бросил на стол газеты.
— Так-то вы правите идиотские писания Мако и его достойных друзей? Нет, чем вы все-таки занимаетесь?
Валенцано аккуратно отложил газеты в сторону.
— Я убрал худшее, синьор Шпага. В том числе и такое вот замечание — «достаточно удара барабанной палочки, чтобы наш Шпага задрожал от страха». — Он посмотрел «хозяину» прямо в лицо.
— Но тогда надо было на них нажать, пусть написали бы и то, почему вчера у меня пропала охота веселиться. Хотел бы я посмотреть, как бы вы повели себя на моем месте, Валенцано!
— Вы, синьор Шпага, похоже, забыли, что сами же и запретили упоминать об этом. Да и доктор Пьерантони советовал молчать. Ведь такого рода письма с угрозами не редкость. Автор анонимного письма как раз и хотел, наверно, вас попугать и тем повредить телепередаче. Значит, самое разумное никак на эти угрозы не реагировать.
Итак, над ним висел не дамоклов меч, а ржавый серп. Но это почему-то еще больше разозлило Шпагу. Он сердито заходил по комнате.
— Где моя жена?
— Я ее не видел, синьор Шпага. Сейчас половина десятого утра. Может, она еще не спускалась вниз.
В прихожей служанка Анджела чистила пылесосом ковер. Тео в своем голубом комбинезоне казался ангелочком, обсыпанным, правда, боротальком.
Увидев отца, Тео бросился к нему.
— Папа, давай поиграем в танк! Ты будешь танком.
Он обвил ручонками отца за ноги и стал в нетерпении прыгать,
Шпага сел на пол, сына водрузил на колени и наклонился всем телом вперед. Тео схватил отца за пальцы и, пока тот рывками подвигался вперед, то и дело плюхаясь на ковер, радостно вопил: «Огонь, огонь!» А потом направил танк прямо на Анджелу.
— Синьор Шпага, вам звонит инженер Моденари, объявил с порога Валенцано.
— Иду.
Шпага встал, передал сына Анджеле, сел за столик и стал ждать, пока Валенцано не соединит его с инженером.
— Шпага слушает.
— А это вы, Шпага! — воскликнул вице-директор по выработке телепрограмм Моденари с таким удивлением в голосе, словно не он звонил, а его случайно соединили с квартирой Шпаги. Откашлялся и сразу перешел к делу.
— Что-то мы вчера были вялыми, а, Шпага? Уже просмотрели прессу? От этих типов ничего не ускользает!
Этого звонка, увы, можно было ожидать.
По тону вице-директора Шпага, однако, заключил, что совсем вялым он не был. Ну а множественное число «мы были вчера вялыми» говорит о том, что шеф не собирается слишком сурово судить его, Шпагу, за упущения. Все мы люди, и каждый может допустить промах, если он не в форме.
Он хотел тут же воспользоваться снисходительностью Моденари, но в последний момент передумал. В конце концов, у него, черт побери, есть свое оправдание.
— Дело в том, — сухо сказал он, — что я был не в лучшем настроении. Перед самой передачей я получил приятное известие о милом желании какого-то негодяя отправить меня на тот свет.
— Анонимное письмо, я все знаю, дорогой Шпага, доктор Пьерантони ввел меня в курс дела. Да, но вы же знали, что зал под неусыпным контролем полиции. Стоило этим бандитам, которым вы подарили входные билеты…
— Они тут ни при чем! — сухо заметил Шпага. — Билетами я отделался от их вечных приставаний и просьб. — Пусть Моденари думает, что это были его неугомонные поклонники и обожатели.
— Конечно, конечно, — примирительно проговорил господин вице-директор. — Но стоит ли пугаться какого-то кретина, который хочет любой ценой выделиться из толпы. Угрозы мы получаем каждый день и в большом количестве.
Он хрипло засмеялся.
— К тому же это показывает, дорогой Шпага, что вы по-прежнему остаетесь любимцем зрителей, не так ли?
Похоже, ему совсем не нравилась эта популярность Шпаги. И теперь он решил поострить на его счет.
Да и это притворно-ласковое «дорогой Шпага» самому Шпаге действовало на нервы. Всемогущий покровитель! Не слишком ли вы много о себе воображаете, синьор Моденари? Если бы не мы, трое-четверо лучших на телевидении ведущих, вы бы и сейчас показывали лишь телефильмы для слабоумных, безнадежно устаревшие фильмы тридцатых годов, литературные споры для горстки эрудитов да министров, которые «торжественно заявляют».