Заставь меня жить
Шрифт:
– Не знал, что этот эльф в восторге от тебя, - усмехается Ремус, откидываясь на спинку стула, а я развожу руками, улыбаясь в ответ.
– Подождём его, а потом я продолжу.
Ждать приходится недолго: через минуту эльф появляется вновь с огромным подносом в руках, заставленным таким количеством еды, что здесь смело хватит на трёх, а то и четырёх человек. Поблагодарив эльфа и в который раз заработав его восхищённый взгляд, я принимаюсь за еду.
– Насчёт Трелони я не удивляюсь. Из всех её пророчеств, к счастью, сбылось только одно - ты знаешь, о чём я говорю. Дамблдор только потому и держит её в Хогвартсе - вдруг на неё снизойдёт озарение и она даст ключ
Я проглатываю картофель и растерянно смотрю на Люпина.
– Но, Ремус, она права. Я действительно изменился, стал хуже, чем был. Во мне словно живёт ещё кто-то, и этот кто-то становится тем сильнее, чем больше отрицательных эмоций я испытываю. Думаю, ты знаешь о лопнувших стаканах. Ещё более яркий пример: чуть больше, чем полчаса назад, я бросился с кулаками на Симуса, разбил ему нос и тем самым получил отработки у МакГонагалл до самого Рождества.
Уголок рта Ремуса дёргается, сам он подаётся вперёд и, облокотившись о стол, недоверчиво переспрашивает:
– Ты побил Симуса Финнигана? Интересно, по какой причине?
– По той, что он оскорблял память о моих родителях своими крамольными утверждениями. Он говорил, что я якобы пожертвовал ими ради того, чтобы стать знаменитым!
– восклицаю, в негодовании отбросив недоеденную куриную ножку.
Люпин хмурит брови, в задумчивости проводит ладонями по волосам.
– Понимаю, подобные слова нельзя оставлять безнаказанными, но я никак не ожидал, что ты пустишь в ход кулаки.
Самое удивительное, я вовсе не обижаюсь, наоборот, даже соглашаюсь.
– Вот и я не ожидал от самого себя. Я никогда не лез в драки, а тут ярость ослепила меня. В подобном состоянии я всё чаще не ведаю, что творю. Пойти, Ремус, это ненормально и очень, очень пугает меня. Что, если в один момент я превращусь в злодея? Что, если я стану похожим на Волдеморта? Что тогда?..
Последние слова звучат так глухо и потерянно, что Ремус покидает своё место. Опустившись передо мной на корточки, он вкладывает в мою ладонь плитку шоколада и, проведя пальцами по непослушным волосам на моей макушке, говорит мягким и успокаивающим тоном:
– С чего ты взял, что должен становиться похожим на него, Гарри? Я знаю тебя с момента твоего рождения, и никто не заставит меня поверить в то, что ты можешь быть злодеем. Все мы не идеальны, нет абсолютно добрых и совсем злых, каждому присущи как положительные, так и отрицательные чувства и эмоции. Вопрос лишь в том, какой стороны хотим придерживаться мы, только и всего.
– В том-то и дело, я не знаю, чего хочу. С одной стороны, мне безумно не хватает родителей, я всё чаще чувствую себя слабым и беспомощным, но порой во мне просыпается такая сокрушительная злость, что я понимаю: если Волдеморт возродится, я готов схватиться за палочку и собственноручно убить его ещё раз за то, что он лишает меня самых близких людей. Понимаешь, Ремус, я допускаю мысль об убийстве живого человека, а Волдеморт, несмотря на все свои ужасающие поступки, всё равно человек. Это чудовищно.
Перевожу взгляд на светлое окно, ощущая настойчивое покалывание в глазах. Пальцы сами собой перебирают обёртку, сквозь шорох которой я различаю тихий вздох Люпина. Из-за ширмы раздаётся всплеск воды, а за окном начинается сильный снегопад, рябью поплывший по глади солнечного света. Солнечные зайчики рассыпаются, в негодовании скачут по всему кабинету, безуспешно стараясь отвоевать потерянное господство.
– Почти весь Гриффиндор - если не вся школа - считает меня психом,
Подняв глаза на обеспокоенного Люпина, я чувствую себя маленьким беспомощным ребёнком, который по воле жуткого случая остался без родителей и совсем-совсем не знает, что делать с такой странной и безумно сложной штукой, как жизнь. Профессор в задумчивости трёт подбородок, а потом просто обнимает меня за плечи. Я с чувством какого-то неземного облегчения прижимаюсь щекой к его груди и прикрываю глаза, дышу медленно и глубоко, успокаиваясь.
– Конечно, придёт. Единственное, нам не дано знать, когда. И ещё, Гарри: я долго думал об этой странной связи между твоим сознанием и сознанием змеи. Если ты можешь вторгаться в него в моменты, когда змея испытывает сильные эмоции, не думаешь, что она может делать то же самое, только в обратном направлении? Будь осмотрительнее со своими эмоциями, иначе ты становишься слишком уязвимым.
Словно не веря собственным ушам, я поднимаю голову и долго вглядываюсь в серьёзное лицо Ремуса, на чьих скулах прыгают неугомонные солнечные зайчики.
Тот же смысл вкладывал Снейп в свои слова тогда, у замёрзшего фонтанчика в Хогсмиде.
* * *
И я действительно следую совету двух людей, которые не могли сговориться и намеренно сказать мне одно и то же, только разными словами. Я учусь владеть своими эмоциями, как подобает взрослому человеку. Возможно, дело не столько в страхе, что Волдеморт - или часть его души в змее, - неважно - что он сможет заглянуть в моё сознание, сколько в том, что я должен, я обязан учиться на своих ошибках. Я до конца осознал это ещё в канун Хэллоуина, когда отказался от опасной авантюры путешествия в Лондон, и я не должен противоречить собственным убеждениям. Пускай я изменился далеко не в лучшую сторону, пускай против меня настроена добрая половина школы, пресса и наверняка всё Министерство - у меня до сих пор есть мои друзья, Сириус, Ремус. В конце концов, у меня есть голова на плечах и какие-никакие, но мозги в ней. И ещё у меня есть святая, почти детская вера в то, что мой профессор жив, только в данный момент он живёт по ему одному понятной схеме.
Он не может бросить меня.
– Гарри Поттер, сэр! Простите невнимательного Добби, он не заметил ваше появление!
Звонкий голос домового эльфа вырывает меня из размышлений. Застываю на полушаге в дверном проёме кабинета зельеварения, наблюдая интересную картину: возле самого первого стеллажа, на высокой треноге на самых цыпочках чуть ли не трясётся от страха Добби в обнимку с целой ордой стеклянных флакончиков зелий. Вид у эльфа до того испуганный, что моментально вызывает во мне подозрение и заставляет молниеносно оценить ситуацию: сейчас время обеда, но я не пошёл в Большой зал, так как не испытываю чувство голода, поэтому сразу отправился в кабинет зельеварения раньше остальных. Сегодня как раз первое занятие с новым преподавателем.
И тут картина маслом. Домовой эльф, втайне ворующий зелья из шкафа Снейпа.
Медленным шагом я приближаюсь к ближайшей парте, также медленно снимаю сумку с плеча, ни на мгновение не разрывая зрительный контакт с Добби. Присаживаясь на край столешницы, скрещиваю руки на груди и как можно более беззаботно интересуюсь:
– Ты что-то ищешь, Добби?
При звуке моего голоса эльф вздрагивает всем телом, отчего чуть не роняет половину флаконов, наскоро запихивает их в импровизированный узел из большого белого платка и, спускаясь с треноги, торопливо отвечает: