Застава, к бою!
Шрифт:
Несколько бочек, наполненных мазутом, должны были поджечь ночью, чтобы над заставой взвился столб дыма. Это должно было создать видимость того, что Клим Вавилов выполнил свою часть договора.
А вот, выполнят ли душманы свою — это уже предстояло выяснить нашему наряду.
Таран отправлял в засаду отделение пограничников. Пятеро из них были с Шамабада, остальные — стрелки с резервной заставы отряда. Вести нас должен был Черепанов.
— Здорова, Саша.
Подошел ко мне старший сержант Вова, фамилии которого я не знал. У Вовы были острые скулы и узковатая челюсть. Такой же острый нос и тонкие губы. Глаза тоже были узковатыми. А еще маленькими. Белые его волосы светлым ежиком топорщились на голове, и от этого он казался каким-то лысым.
Вова перехватил меня, когда я шел с питомника после чистки Булата.
— Здорова, — ответил я суховато. — Саша, да. А ты?
— Владимир. Владимир Паулускус, — сказал Вова таким тоном, будто хвастался именем, — командир стрелкового отделения.
Ребята из резервной роты были у нас совсем недавно, и почти ни с кем из них я не общался. Времени не было. Служба. Потому я искренне не понимал, чего от меня хотел Паулускус.
Старший сержант говорил приветливо. Тон его был вполне беззлобным. Однако взгляд… Взгляд оставался несколько неприязненным. Вова смотрел на меня как-то свысока. Я сразу понял это, стоило только посмотреть ему в маленькие глазки.
— Ты ведь солдат первого года службы, так? — Спросил он.
— А что, в этом есть проблема? — Приподнял я бровь вопросительно.
Паулускус помолчал немного, потом, наконец, заговорил:
— По правде сказать — да. В засаду обычно старики ходят. Молодым там не место. Потому мне и интересно стало, зачем это старший лейтенант Таран тебя к нам засунул. Мне кажется, это не дело.
— Когда, кажется, креститься надо, — пожал я плечами и пошел было по своим делам.
— Стой. Старший по званию с тобой еще недоговорил! — Бросил мне вслед Паулускус.
— Сержантам вредно выделываться при младших по званию, — я даже не оглянулся на него, — особенно званием «козырять».
— Ты молодой солдат, — сказал Паулускус, — еще и года не отслужил. Уж не знаю, как ты умудрился дослужиться до младшего сержанта, но такое бывает, только когда боец — карьерист. А я карьеристов на дух не переношу и ни капли им не доверяю!
Я, наконец, обернулся к Вове Паулускусу. Наградил его суровым взглядом.
— Карьерист, не карьерист, — начал я. — можешь считать, как тебе нравится. Но моя служба тебя не касается. Точка. Твоего мнения, сержантик, тут никто не спрашивает.
— Сержантик? Да ты, боец, обурел! — Зло выдал Паулускус.
Однако видя, что его «наезд» меня ни капли не впечатлил, торопливо добавил:
— Да как ты не поймешь? Там, может, случится бой, —
— Можешь изложить свои претензии товарищу старшему лейтенанту Тарану, — сказал я холодновато, — поспрашивать его обо мне поподробнее. Тогда и посмотрим, куда он тебя пошлет. Скорее всего, туда же, куда и я.
— Чего? — Удивился Паулускус.
— Того. Нечего по незнанию лезть в чужой монастырь со своими правилами. Потому, Вова, иди-ка ты в баню со своими претензиями.
— Тоже мне, умник… — Ругаясь себе под нос, Паулускус пошел прочь от питомника.
Отделение его должно было сидеть на заставе всего несколько суток, а потому ночевали они кто в БТР, кто в палатках, а кто прямо в укрепрайоне. Только принимать пищу ходили на заставу.
Паулускус подошел к своим, плюнул себе под сапоги и сел прямо на мешки капонира, в котором покоилась его бронемашина.
— Ты че, Вовка, горюешь сидишь? — Высунулся из люка мехвод Владик Хворостинин. — Че тебе опять не так?
— А че мне не так? — Мрачно глянул на него Паулускус. — Да все так.
— Врешь, сержант. Чего я, не знаю, что ль тебя? Рассказывай уж, чего ходил к ним на заставу?
Паулускус осмотрелся, нет ли кого еще из его парней поблизости. Потом вздохнул.
— Да душа у меня не на месте. А вдруг правда бой нынче будет?
— А может, и будет, — пожал узковатыми плечами Хворостинин. — Ну и что с того? Мало ли боев нынче бывает?
— Да предчувствие у меня дурное, — признался старший сержант. — Будто кошки на душе скребут. Будто сегодня в наряде у нас случится беда.
Хворостинин задумался. Потом поднапрягся и выкарабкался из люка, перешагнул с брони на землю.
— Ну, тут, я б сказал, — продолжил улыбчивый мехвод, — это нормальная ситуация. Бог знает, придут сегодня эти духи, или нет. Вот все и ходят нервные, как черти. Вон, Мишка Северин уже трижды с Мухиным ругались. Вот и немудрено, что и ты сам не свой ходишь.
— Да я-то че? — Паулускус махнул рукой. Потом снова закурил. — Я б так может быть, и не маялся бы, если б не сон этот дурацкий. Да и Таран, как на зло засунул к нам зеленого сержантика. Зеленого, а наглого! Сразу видать — шкурник. А вдруг он подведет? Вдруг будет бой, а он дров наломает?
— Эт ты про которого? — Застелив свой люк маскировочной сеткой, спросил Хворостинин.
— Про младшего сержанта Селихова, — кисловато проговорил Паулускус, — с ним явно что-то не так. Еще и года не прослужил, а уже лычки сержантские нацепил! Я вон, что б их носить, полгода жопу в училище рвал! А он что?