Застава, к бою!
Шрифт:
Когда мы достигли Шамабада, бой немного утих. Зато разыгрался страшный ливень.
Злой афганский ветер бушевал над заставой. Заставлял бойцов кутаться в плащ-палатки на своих позициях.
Ливень лупил так, что видимость стала практически нулевой. Редкие хлопки выстрелов терялись в монотонном реве дождевого потока.
Ну, что можно сказать? Душманье все же решилось нападать. И хотя, в этот раз враг растерял всякие преимущества, что были у него в прошлой моей
Казалось, какая-то чужая злая воля гнала афганских смутьянов вперед, под пули. Не давала отступить, что бы ни случилось.
А между там, Шамабад стоял, а не горел.
Шишига подвезла нас к укрепу, в котором уже находились немногочисленные бойцы. В основном это были танкисты, покинувшие свои танки ради какой-нибудь служебной надобности. Но было тут и несколько погранцов-стрелков из отделения резервной заставы отряда.
Большинство наших все еще держали оборону среди строений самой заставы.
Мы все выгрузились из Шишиги, рядом с окопами укрепрайона. Хмелев погнал машину с выключенными фарами к дороге, что бежала от Шамабада к Дастиджумскому ущелью и дальше, к Отряду.
— Как обстановка?! — Крикнул Черепанов, стараясь переорать дождь, заливавший так, что в окопы уже устремились первые потоки воды и грязи.
Внезапно тяжелый КПВТ бронетранспортера дал несколько коротких очередей куда-то в сторону реки. Мы обернулись к посаженной в капонир бронемашине.
Ее пули, словно огненные капли промелькнули в мутной от дождя темноте и исчезли где-то на берегу Пянджа.
— Душманье нападало, — сказал Черепанову Нарыв, который организовывал эвакуированных с заставы собак в старинном бетонном ДОТе укрепа, а теперь, оставив Белоуса за главного над четвероногими пограничниками, шел с остальными «Хвостами» к заставе, чтобы вступить в бой. — Первую волну мы отбили! Помощь идет, но запаздывает! Сукины сыны попрятались в темноте, да только не видать их ни черта. Пока что они затихли!
Черепанов приказал парням с Шамабада выдвигаться к заставе. Бойцам из резервного, что были с нами, надлежало остаться в укрепе, чтобы прикрыть бронетехнику, выполнявшую сейчас роль трех пулеметных точек.
Только офицерский танк, убранный с поля вблизи заставы, был скрыт где-то в темноте, над Шамабадом и укрепом. Он отвечал редкими залпами на минометный огонь противника.
Пока мы добирались до заставы, по нам попытались открыть огонь из пулемета. Должно быть, то работал ПКМ. Кое-что из оружия «потяжелее» духи все же умудрились переправить через реку. Наверное, несли с собой.
Раздался треск очереди. Трассеры замерцали над головой. Стрелок бил, наводясь по нашим едва видимым теням.
Мы вшестером, во главе с Черепановым, залегли на полпути к заставе. Нарыв с частью отделения собачников следовал немного позади, и
К счастью, один из танков быстро подавил пулеметную точку противника, расположенную слишком низко, чтобы обстреливать всю заставу с господствующей высоты.
Таран озаботился тем, чтобы на высотах, с которых Шамабад обстреляли в прошлый раз из пулеметов и минометов, невозможно было устроиться вражеским пулеметчикам и артиллеристам.
Еще позавчера, на тропах к обоим возвышенностям установили МЗП, а подходы к таким удачным стрелковым позициям заминировали.
Конечно, расположение заставы сейчас играло против нее самой. Все потому, что Шамабад стоял в низине, почти у самого берега Пянджа. С одной стороны, так застава являлась непосредственным опорным пунктом при обороне Государственной границы, а с другой, противник мог занять господствующую высоту и атаковать ее. Потому приходилось за такими вещами следить.
В прошлый раз внезапность врага не позволила Тарану предусмотреть такую необходимость. А вот в этот… В этот он озаботился.
Первым, что нам бросилось в глаза, когда мы вошли во двор Шамабада, была большая воронка от мины, раскинувшаяся прямо посреди двора.
Осколками посекло близлежащие постройки, а курилку-беседку и вовсе будто ветром сдуло.
Однако грустить о всеми любимой курилке, где вечерами велись задушевные разговоры, было некогда.
Черепанов повел нас дальше, к широкому дувалу, что ограждало заставу спереди. Там собрались бойцы.
Несколько групп стрелков заняли позиции за не очень высокой, но широкой и толстой стеной дувала, в которой, тут и там, зияли отверстия бойниц.
Другие погранцы сидели за зданием самой заставы, прятались за складом и конюшней, прикрывая фланги. С конюшни, к слову, всех лошадей увели в ближайший кишлак еще вчера. Оставили на доверенных людей.
Черепанов повел нас к Тарану, что сидел вместе с Пуганьковым у стены дувала, и опасливо вглядывался в темноту сквозь узкое и грубо сделанное окошко бойницы.
— Товарищ старший лейтенант! — Подскочил к нему Черепанов и присел рядом, у стены.
Мы все рассредоточились вокруг старшины и двух офицеров.
— Девчонку забрали офицеры особого отдела!
— Значит, пришла? — Отвлекаясь от наблюдения за врагом, сказал Таран.
— Так точно. Пришла. Вернее, привели.
— Кто? — Удивился Таран, но тут же махнул рукой. — Ладно. Не до того сейчас.
Таран повел по нам суровым взглядом, остановился на мне и продолжил:
— А у нас тут не очень. Бармалеи попытались провести артподготовку. Неудачно. Мы им ответили из танка. Потом пошла первая волна врага, за ней вторая. Вместе — человек сорок. Обе атаки захлебнулись. Теперь они притихли.