Застава, к бою!
Шрифт:
— Товарищ подполковник, у меня какие-то проблемы с капитаном Шариповым?
Давыдов засопел.
— Не забегай вперед, сынок, — беззлобно сказал он, — давай по порядку. Пойми меня правильно, особый отдел отряда работает хорошо. Я бы сказал, выполняет свою задачу, как следует. Однако я могу назвать офицеров, работающих в нем, скажем так… Излишне амбициозными. Излишне рьяно выполняющими свою работу.
— Вы говорите о «личной инициативе» капитана Сорокина?
Давыдов кивнул.
— Совершенно верно.
— Было дело, — кивнул я.
— Я не говорю, что на тебе тоже лежит вина за поступок Сорокина. Даже напротив ты определенным образом отличился в той, скажем так, операции. Тем не менее как ты понимаешь, мне не очень понравилось, что особый отдел пропустил ее в обход меня. Начальник отряда, на чьем участке проходят подобные операции, обязан о них знать. А меня не поставили в известность. Могу сказать, что в тот раз, у меня с командиром особого отдела нашего отряда случился серьезный и очень неприятный для нас обоих разговор.
— Странно, что вы рассказываете все это мне, товарищ подполковник. Рассказываете это простому младшему сержанту.
— Ты прав, странно, — он кивнул, — но учитывая твои выдающиеся способности, Саша, я был бы глупцом, если б решил обращаться с тобой, как с простым солдатом. Ты много раз рисковал жизнью. Даже большинству офицеров на весь срок своей службы не выпадает такого, что выпало тебе за неполный год. По моему мнению это достойно не просто уважения, но и особого отношения. Пусть и лично моего.
Не ответив на эти слова начальника отряда, я просто кивнул.
— Так вот, — продолжил он, — как я уже сказал, рвение особого отдела, хоть и можно назвать похвальным, но офицеры, служащие в нем, иногда проявляют излишнюю самонадеянность.
— Теперь вы говорите о Шарипове? — Спросил я. — Ведь Сорокина нет. И казалось бы, некому больше «проявлять самодеятельность».
— Совершенно верно. «Казалось бы»… — Начальник отряда задумчиво поправил очки, — Капитан Шарипов — хороший офицер. Он складно выполняет свой долг и всего себя отдает службе. Но…
Давыдов вновь замолчал. Спрятал нижнюю часть лицо в ладони, словно бы почесывая подбородок. Наморщил лоб.
— Но? — Тактично поторопил его я.
— С момента того неприятного случая с Сорокиным, — на выдохе продолжил Давыдов, — я установил более тесные связи с особым отделом. Связи не служебного, а, скажем так, доверительного характера. Извини, но эти подробности тебе знать не обязательно.
— К этому я не стремлюсь, товарищ подполковник, — покачал я головой, — мое дело — служба на заставе.
— Верно, — кивнул начальник, — тем не менее вышло так, что тебя это тоже касается. Короче. Я надеюсь, что с момента установления этих более доверительных отношений, от меня не ускользнут
— Особый отдел, он на то и особый, — улыбнулся я, — что служат там люди специфического склада.
— Верно. И все же, теперь их планы от меня не ускользают. По крайней мере, пока.
Услышав эти слова, я почему-то почти сразу подумал о капитане Рюмшине — новом офицере особого отдела. Неужели, он попал на свою должность не просто так? Не просто так работает теперь вместе с Шариповым? А что, если по какой-то договоренности, его приставили к Шарипову опасаясь, что и тот, подражая своему горе-коллеге Сорокину, может «прыгнуть через голову», добиваясь своих целей?
В пользу такой моей версии говорит и то, что у Шарипова есть одно дело, что он пытается провернуть «в частном порядке». Речь шла, конечно, именно о той операции, в которой Шарипов ждал нашей с Тараном помощи.
Постепенно в моей голове стали складываться два и два…
— Так вот, о Шарипове, — сказал начальник отряда, ожидавший от меня какой-то реплики, но после моего молчания, просто продолживший развивать свою мысль далее: — есть у меня сведения, что он тоже что-то задумал.
— Вы знаете, что? — Спросил я.
Начальник отряда задумчиво нахмурился. Потом все же ответил:
— Нет. Что именно я не знаю. Шарипов никому не докладывал. Видимо, носит свои замысли пока что при себе.
Давыдов снова замолчал. Несколько мгновений поразмыслил и спросил:
— Ты ведь знаком с девочкой шестнадцати лет, по имени Амина Искандарова?
— Я спас эту девочку из Пянджа, — кивнул я.
— Значит, ты с ней общался.
— Немного.
После моего ответа Давыдов молчал долго. Видимо, думал, стоит ли и дальше рассказывать об Амине. Рассказывать то, о чем я уже знал, но по долгу службы не должен.
— Она говорила тебе что-то о своем отце?
— Немногое, — сказал я.
Вряд ли Давыдов знал о том, что мне известно, кем является ее отец. Более того, я полагал, что мне не положено знать подобных вещей. Тем не менее Давыдов уклончиво продолжил:
— Ее отец — довольно важный человек. В свое время был связан с афганскими социалистами. К тому же — он советский гражданин. И как ты понимаешь, СССР сделает все, чтобы Рустам вернулся на Родину живым. Бандиты Юсуфзы были радикалами. Были ярыми противниками государственности ДРА. Афганские коммунисты — чуть не их главные враги. Потому, несомненно, Рустаму всегда угрожала опасность. Сейчас — особенно.
Я кивнул и на это.
— Еще один забавный факт о нем, — продолжил подполковник. — Рустам Искандаров — близкий друг Булата Шарипова — отца Хакима.