Застава, к бою!
Шрифт:
— Ну? — Хмыкнул майор Гринь и уставился мне прямо в глаза. — Чего ты молчишь, Саша? Чего задумался?
Рюмшин, матерясь изо всех сил, хлопнул крышкой капота УАЗика. Пробираясь по перепаханным колхозными самосвалами и гужевыми повозками раскисшей дороге, прошел к обочине.
Шарипов, стоявший там вместе с Аминой и афганцем Фазиром, вздохнул. Уставился на заглохшую машину. Потом на дорогу, которая под дождями превратилась в жуткое грязевое месиво с глубокими колеями, заполненными водой.
— Какой черт нам эту
Заметив, что Амина смутилась, Шарипов недовольно бросил:
— Не выражайся при ребенке.
— Да ситуация такая, что без выражений ну никак не обойтись! — Развел Рюмшин руками, — что, не могли нормальную машину дать?! Приписали какую-то рухлядь страшную!
— Машина пограничная, заставская, — спокойно сказал Шарипов, — служила долго на Границе. Видать, дергали ее на холодную. Вот двигатель и застучал.
— Застучал… — Рюмшин недовольно сплюнул. — Тоже мне… Так. Ладно. Сколько там до ближайшего кишлака?
— Километра четыре, — прикинул Шарипов, — пойдем пешими. Оттуда позвоним в отряд. Нас заберут.
— Всю ночь по этой грязюке пробирались! У меня все брюки мокрые насквозь! — Не унимался Рюмшин.
Особист показал Шарипову свои сапоги и брюки, покрытые коркой сырой грязи.
Дорога с Границы далась им тяжело. Ливень, ночь. Видимость отвратительная.
Не раз и не два они топли в этой грязи, и почти намертво застревали на дороге. Не раз и не два Рюмшин или Шарипов, поочередно с ним, становились за карму УАЗика вместе с афганцем Фазиром, чтобы попытаться вытолкать машину и отправиться дальше. И выталкивали. Выталкивали, пока многострадальный УАЗик просто не стукнул движком и не умер с концами.
— Не умеешь ты быть оптимистом, товарищ Рюмшин, — сказал Шарипов кисловато. — Дождь, вон, закончился. Хотя бы сверху не намочит.
— Мне уже, везде где надо все намочило! — Рюмшин бесстыдно указал себе на промежность.
Молчаливая Амина спрятала свой смущенный взгляд.
— Ну я ж просил тебя не выражаться, — насупился Шарипов. — Не все так плохо.
— Ай… — Рюмшин отмахнулся, — тоже мне, оптимист нашелся.
— В конце концов, всех своих целей мы добились, — сказал Шарипов, — девушку вытащили. Информатора тоже. Дойдем теперь спокойненько до кишлака. Там почта есть. Позвонить сможем.
— Вот у меня настрой совершенно небоевой, Хаким, — кисло пробурчал особист, — а, напротив, очень даже раздражительный. Грязь эта… Машине каюк, да еще и на гранате чуть было ночью не подорвался!
— Ну не подорвался же, — ухмыльнувшись, глянул на Рюмшина Шарипов. — Селихов тебя вытащил.
— Да еще и Селихов вытащил! Мальчишка какой-то! Я чуть в штаны не навалил от страха, а Селихов, как каменный был! Даже не вспотел!
Только на этот раз Рюмшин вдруг осекся, глянув на девушку, и кисло сказал:
— Пардоньте.
— Ну ладно, — Шарипов вздохнул. — Кончаем лясы точить. Нужно в путь.
Шли они молча.
Около получаса просто топали по сырой бровке у дороги, прислушиваясь к тому, как шелестит под ногами влажная трава.
Шарипов
«Может, не так и не прав был Сорокин? — Вертелось у него в голове, — может, действительно Селихов этот не так прост?»
Почти все мысли Хакима были направлены именно в эту сторону. В голове его постоянно всплывали одни и те же вопросы: а действительно ли заслуги Селихова были плодом исключительно его безрассудной храбрости и таланта к воинскому делу?
Ведь в настоящем деле Шарипов его ни разу не видел. За исключением, конечно, того случая, когда, еще осенью, сцепился он с Селиховым в лесу, что лежал вблизи Границы. Ну, когда пограничники приняли Шарипова за душмана.
Там Александр проявил себя решительным, смелым бойцом. Но просто бойцом. А вот сегодня ночью… Сегодня ночью Шарипов лично видел, как простой солдат-первогодка, простой младший сержант Селихов, показал необычные для обыкновенного пограничника знания.
«Откуда он знал о том, как работает мина-итальянка? — Думал Хаким, — далеко не каждый офицер, что в Афгане служит, сталкивался с такими хитрыми приблудами. А Селихов про них определенно знал. Знал, как себя вести с такими минами, знал, как они работают. Но откуда?»
Сомнения съедали Шарипова. Он не мог смириться с такой странной тайной. А Шарипов очень не любил тайны, к разгадке которых не видел зацепок.
Он натерпелся нервов еще с этим пресловутым последним схроном оружия, который все же отыскали с горем пополам, а вот еще одна… Новая тайна.
«А что от него ждать, от этого Селихова?» — Думалось особисту.
По долгу службы любая неизвестность казалась Шарипову опасной. Все, что ты не можешь понять, не можешь и контролировать. А что еще хуже, не знаешь, что от этой неизвестности ждать.
Так что же ждать от Селихова? Может ли этот молодой парень, почти юноша, таить за собой какую-то опасность?
Мысль эта не давала Шарипову покоя. Она просто свербела у него в мозгу, словно туда загнали неприятную занозу.
Масла в огонь подевало и то обстоятельство, что Шарипов не мог понять и характер этой угрозы. Если она, конечно, была.
«Нет, на авось нельзя полагаться в таких делах, — подумал Шарипов, — Теперь я вижу, что случайностей в деле с Селиховым быть не может. Тут что-то таится. Но что? Кто такой этот парень?».
Но Хаким понимал, что с плеча рубить тоже нельзя. Что к Селихову нужно подступиться как-то грамотно. Спокойно. Так, чтобы он ничего не понял и не затаился.
Тогда особист решил действовать, но пока что в частном порядке. И если ему удастся раскопать что-то более весомое, нежели его собственное странное предчувствие, то тогда уже взяться за Александра Селихова как надо.
С этими мыслями Хаким вмиг отбросил любые личные симпатии. Шарипов уже давно питал к Селихову покровительственную симпатию. Видя, как парень продвигается по службе, ловил себя на мысли, что рад за него. Ему импонировала живость и острота ума, которыми обладал этот простой с виду деревенский парень.