Заставлю вспомнить Русь...
Шрифт:
Рука Младана быстро заскользила по пергаменту. Закончив писать, он с трудом поднялся с камня, сделал шаг к находившемуся по другую сторону дороги Иоанну. Скривившись от боли в раненом плече, остановился, отыскал глазами среди обступивших стратига византийцев Бориса.
— Воевода, передай свиток стратигу. Пусть прочитает написанное и скажет, не нужно ли что исправить или добавить.
С кислой миной на лице Борис подошёл к кмету, пряча глаза, взял из его рук грамоту. Повернувшись к Младану вполоборота, он собрался направиться обратно к Иоанну, и в этот миг кмет бросился на него. Обхватив оторопевшего от неожиданности воеводу рукой поперёк туловища, крепко прижал к себе, рванулся к обрыву. Они находились от его края всего в
Подбежавший вместе с другими византийцами Иоанн глянул вниз и невольно отшатнулся: из мрачной бездны несло холодом и плесенью, на дне её клубился туман, и оттуда доносился плеск воды. Ничто не напоминало об исчезнувших в пропасти двух телах, лишь где-то далеко внизу ещё шумели, скатываясь по склону, потревоженные падением камни.
Стратиг перекрестился, стряхнул со лба выступивший холодный пот. Потрясение от только что случившегося прошло, обстановка требовала от Иоанна немедленных действий, прямо противоположных тем, которые минуту назад он считал наилучшими. Поэтому стратиг не стал терять ни секунды.
— Через полчаса выступаем к морю, — бросил он тревожно смотревшим на него центурионам. — Когорта на Черном перевале не сможет долго сдерживать дружину Любена, поэтому мы должны принять все меры, чтобы очутиться на побережье раньше болгар.
Нахмурив брови и потупив глаза, Асмус выслушал рассказ Любена о гибели Младана.
— Воевода, ты не мог ошибиться? — с надеждой спросил он, когда болгарин смолк.
— Нет, — твёрдо ответил Любен. — Мы ждали кмета у Чёрного перевала до полудня, а его всё не было. Я не знал, что думать, но тут мои воины перехватили ромейский разъезд, скакавший от стратига Иоанна к начальнику оборонявшей соседний перевал когорты. При взятом в плен легионере-гонце имелся приказ командиру когорты оставить перевал и спешно отступать к морю. От гонца мы узнали и о ловушке, в которую угодил Младан, и о его смерти, и об измене воеводы Бориса. Младан был для меня не только кметом, но и крестным отцом, поэтому мне тяжело вдвойне.
Горестно вздохнув, Асмус поднял голову. На его лице уже не было следов печали, единственное око взирало, как обычно, холодно и внимательно.
— Младан молился Христу, я чту Перуна, но всё-таки верю, что душа кмета сейчас рядом с нами и молит о святой мести. Я, его побратим, клянусь, что ромеи не смогут счесть той крови, которой заплатят за смерть моего названого брата.
— Клянусь в этом и я, — взволнованно произнёс Любен.
— Забудем о смерти Младана, станем помнить лишь об отмщении. Скажи, что знаешь о коннице стратига и тех пеших когортах, которые до сегодняшнего дня стерегли от нас перевалы?
— Находившихся на Черном перевале центурий уже нет — мы вырубили их целиком. Ромеи с других перевалов успели присоединиться к коннице Иоанна. Он посадил пехоту на отобранных силой в селениях лошадей и сейчас спешно гонит весь отряд к побережью. Однако ромеи чужие в здешних горах, поэтому я смог обогнать их на том пути.
— Сколько ромеев и сможешь ли ты разбить Иоанна собственными силами, не пропустив его на соединение со спафарием?
— Ромеев не меньше двадцати пяти сотен, они все на конях, и сила их в скорости. У меня же всего восемьсот всадников, остальная часть дружины — пехота. Она ещё далеко за спиной ромеев, я могу бросить против Иоанна лишь конницу, что вырвалась со мной вперёд и успела соединиться с твоим отрядом. Хотя мои воины не новички в ратном деле и рвутся в бой, мне не удастся ни разбить стратига, ни остановить его.
Асмус задумчиво провёл рукой по усам, поправил на лбу закрывавшую пустую глазницу повязку.
— У тебя восемь сотен, у меня одиннадцать, — медленно проговорил он. — Даже вместе это меньше, нежели число недругов. Скажи, Любен, смог бы ты нашими общими силами не пустить Иоанна к морю и навсегда покончить
Лицо болгарина оживилось.
— Смогу, главный воевода!
— Быть по сему, Бразд! — обратился Асмус к стоявшему невдалеке от него древлянину. — Ромеи сейчас разобщены, и бить их надобно по частям не мешкая. Тысяцкий Микула с основными нашими силами уже выступил против спафария, вдогонку за ним сегодня поскачу и я. Ты же, — обратился Асмус к Любену, — немедля отправь гонца к своей пехоте, вели ей не преследовать стратига, тащась у него в хвосте, а кратчайшим путём идти на соединение с Микулой у лагеря спафария Василия... А конницу Иоанна я оставляю вам, други, — взглянул Асмус попеременно на Бразда и Любена. — Тебе, хитрейший из русичей, и тебе, храбрейший из болгар. Не выпустите её на простор, уничтожьте в горах, не позвольте ей ударить мне и Микуле в спину. Ежели свершите это — честь и хвала вам, а коли успеете покончить со стратигом и сможете помочь мне в битве с Василием — слава вдвойне. Желаю удачи, други...
Игорь с трудом различил в темноте подплывшие две разведывательные ладьи. С убранными мачтами и парусами, с привязанными к бортам пучками камыша, они полностью сливались с обступившей русичей ночной мглой и ничем не выделялись на фоне высившихся на берегу сплошной стеной камышовых зарослей. На ладьях-разведчицах не слышалось ни единого звука, вёсла гребцов не скрипели в уключинах и бесшумно входили в воду, и обнаружить их можно было лишь на расстоянии вытянутой руки.
— Недобрые вести, великий князь, — сообщил поднявшийся на борт великокняжеской ладьи сотник, командир разведчиков. — В лимане близ устья Славутича ромейские корабли.
— Сколько? Какие?
— Напротив входа в Славутич дромон и памфила, недалеко от них у самого берега стоят на якорях трирема, памфила и четыре хеландии. Мыслю, что дромон и памфила — сторожевой дозор, выставленный на нашем обычном пути в Киев, а корабли у берега — подмога, которая должна оборонить его в случае нашего нападения при попытке прорваться в реку.
— Что творится по обе стороны устья Днепра? Нет ли в камышах ещё кораблей? Не приметил ли на берегу костров либо иных признаков воинского лагеря?
— Вокруг устья всё спокойно, на берегах ни единого огонька, никакого шума, которые могли бы выдать воинскую стоянку. А в камыши мы не осмелились вплывать — как ни осторожничай, а треском или плеском всё равно себя выдашь и — не приведи Небо! — накличешь на свою голову незваных гостей. Ты, великий князь, велел без крайней нужды не рисковать, и мы следовали этому наказу. Но ежели требуется проверить камыши, я и мои разведчики готовы к этому.
— Ты сделал всё так, как было приказано, — сказал Игорь. — Теперь распорядись кликнуть ко мне воевод Ратибора, Свенельда, Олега и ярла Эрика. Твои ладьи покуда пусть останутся рядом с моей — возможно, этой ночью вы ещё понадобитесь...
Воеводы и ярл знали о посланной к устью Днепра разведке, ждали её результатов и велели кормчим своих ладей держаться поближе к великокняжескому судну. Отыскать их не составило особого труда, и через несколько минут воеводская рада была в сборе.
— Что молвите, боевые други? — спросил Игорь, передав присутствующим сообщение сотника. — Будем с боем прорываться в Днепр либо искать другой выход?
— Чтобы затевать сражение, надобно знать число неприятельских кораблей если не точно, то хотя бы приблизительно, — ответил Ратибор. — Вдруг восьмёрка, что открыто расположилась близ устья Днепра, всего лишь хитрая приманка, на которую мы должны клюнуть и, ввязавшись с ней в бой, поставить себя под удар другой, более сильной группы кораблей, что затаилась где-то поблизости в камышах. А в прибрежных плавнях можно не только корабли патрикия Варды схоронить, но и весь ромейский флот. Не зная сил врага, не говоря уже о его замыслах, вступать с ним по собственной воле в бой — значит не иметь головы на плечах.