Застывший Бог
Шрифт:
На сцене раздались шаги, и головы повернулись туда, сбросив с меня гнет взглядов. Шестеро – варяжий совет, и еще несколько с ними. Вышли, построились. Вышел вперед жрец Добромир. Обвел взглядом, огладил усы, сказал:
– Молодые воины. Сегодня вы не словом, но делом доказали свою преданность нашей вере, нашей крови, нашей правде. С сегодняшнего дня у любого из нас, и у вас самих, нет никаких сомнений на ваш счет. Вы все – с сегодняшнего дня – наши братья. Так же как вы пожертвовали сегодня собой для всех нас, – все мы готовы жертвовать собой за каждого в вашем строю. Неважно какой путь вы изберете на третьей тропе, – вы теперь члены нашего братства. Пусть вы пока еще не получили всех прав взрослых воинов, – я верю, в свой срок вы их получите. Потому что дух ваш силен,
– Перун!
– Пе-е-е-р-у-н! – Бешено завопили в ответ в зале. – Перуну Слава! Слава!
Жрец снова ударил копьем об пол, поднял руку призвав к тишине.
– Еще одно, – сказал он. – Сегодня у одного из вас не хватило духу доказать свою преданность братству делом. – Он поднял руку и показал на меня, – и меня опять пригвоздило к месту взглядами. Один из вас не смог сделать того, что сделали вы. И все же... Мы провели его со первой на вторую тропу.
Толпа мальчишек недоуменно загомонила, послышались вскрики.
– Молчание! – Снова ударил древком в пол старик-жрец, и стоящие перед ним утихли. – Обстоятельства этого дела темны. Там, на поляне с этим парнем произошло нечто, не вполне подвластное пока нашему уму. Я говорю странно для вас, но объяснения будут сейчас лишними. Ваши воспитатели были там, и они потом расскажут, чему стали свидетелями. Вы не усомнитесь в их словах... Итак, мы – высшеее варяжье главенство шести, провели этого мальчишку на вторую тропу, – потому что... есть воля выше главенства, с которой мы не решились спорить. И эта воля проявила себя странным и таинственным образом. Отныне, по варяжьй правде-закону, – этот мальчишка тоже наш брат, со всеми вытекающими последствиями. Формально он имеет все те же права, что и вы. Однако... Он не принес ту жертву, которую все мы принесли Перуну и нашему Братству. Мы все будем помнить об этом.
Мальчишки снова смотрели на меня. И было видно, – да, – они будут помнить. Есть закон, и есть отношение. Для них я был... вором, который взял то что ему не принадлежит.
Я вдруг нашел деда, – он стоял в углу зала, – видимо я не заметил его из-за пелены тяжелых взглядов других. Он стоял и смотрел на меня спокойно, а потом чуть заметно кивнул мне.
Это была рука друга, протянутая мне и оттого стало чуть легче.
Тямка тихонько тявкнул.
Шелестят шины. Летит нам в свете фар навстречу разметка разбитой старой дороги, и остается позади. Занимается рассвет, золотя верхушки деревьев. Я на заднем сиденье. Оттуда я вижу вижу только затылок деда, да перехватываю иногда его внимательный взгляд в зеркале. Мы едем молча.
– Дед... – наконец нарушая я тягостное молчание – я все испортил.
Он некоторое время молчит.
– Знаешь, есть такие поступки, о которых трудно сразу сказать – хороши они или плохи. Это выясняется потом, с течением времени, в зависимости от результата к которым они приведут. В молодости я бы сказал тебе – да, ты оказался слаб. А сейчас...
– Дед! – Я сам не знаю что хочу ему сказать, но только бы он не молчал.
– А сейчас... – негромко повторяет дед, не поворачивая ко мне головы – Ты ведь понял в чем был смысл испытания? Знаешь, как готовят мальчишек? Их ведь не наобум посылают к алтарю. Сперва направляют тех, кто не слишком-то привязался к своим щенкам, и тех на кого воспитатель имеет наибольшее влияние. Главное, чтобы первые сделали что им велят, и процесс пошел. Следующим кто подходит к костру отказаться уже сложнее, – впередиидущие друзья уже принесли жертву. И те кто принес, – стоят у костра, и смотрят на того кто идет к алтарю. Коллектив. Это тебя мальчишек не стали заставлять ждать, потому что ты для них был чужаком, а они приносили жертву перед глазами товарищей.
Воспитатель спрашивает пришедшего, – неужто он слабее друзей? Отказаться сложнее, а согласится проще. Ответственность размывается. И на алтарь льется очередная кровь. Можно сказать, что мальчишки сегодня перешагнули через себя, обрели силу. А можно сказать, по-иному – что они подобно стаду пошли за своим пастухом.
Этих мальчишек,
– И у тебя был свой щенок, дед?
– Я молод был, Мишук. И потом у меня было много собак. Вон, Курбат. Но я уже никогда не привязывался к ним как к тому – первому.
Шуршат шины, бежит дорога.
– Ты спросил – подвел ли ты меня, Мишук? – Вновь заговорил дед, – Нет наверно... Но все что сегодня произошло, могло плохо для нас кончится Мишка. И несмотря на то что старшие признали тебя прошедшим – ты для других никогда не будешь настоящий варяг. И ненавидеть они тебя будет сильно. Ты показал им что есть другой путь, по которому они не смогли пойти. И я не скажу кто из вас прав. Просто это две совсем разные правды, которые разошлись как дороги на развилке.... Они заплатили за то чтоб быть варягами ту цену, на которую ты не пошел. Но ты все равно стал варягом – в их глазах ты получил это право обманом. Ты теперь не их. Теперь – чужак, обманом проникший в стаю. Дорогой ценой ты купил этого щенка, Мишка. И этот щенок вырастет в беспородную дворнягу, проживет свой собачий срок, – лет девять, – если не умрет раньше. Но даже когда он умрет, тебе будут его помнить. Всегда. В варяжее братство ты не войдешь никогда. А теперь скажи мне – оно того стоило?
– Я не смог иначе.
– А сейчас, взглянув холодной головой, – если бы была возможность все переиграть, – как бы ты поступил?
– Так же, дед.
– Добро, волчонок. Мужчина не тот, кто совершает поступки наперекор другим. Мужчина тот, кто готов отвечать за последствия.
Я молчу. Потом заговариваю о другом, что меня тоже волнует.
– Дед, – что случилось со мной на испытании? Что это было?
– Я все расскажу Мишук. Пора тебе знать правду. Но не здесь. Дома.
В начале мир-земля была сиротой во тьме. Потому что у населявших землю животных не было разума, дабы владеть ей. Но вот из безмерной черной дали, с серебряных звезд, с девяти высоких небес, на землю упало яйцо. Раскололось скорлупа, и из яйца вышли боги. И увидели боги что мир-земля есть нераспаханная целина, и невозделанный сад. И сказали боги – поистине эта земля достойна быть нашим домом, дадим ей благо.
Одарили боги землю своим трудом. Возделали сады, и возвели города, и открыли недра, и спустились и в морские глубины. Добрела земля будто тучная телка у рачительного хозяина. Мало было богов, но велики были труды. Вот захотели боги создать себе помощников, которые освободят их от многих трудов. Взяли боги искру своего огня и смешали его с земным прахом. Сотворили боги человека по своему образу и подобию. Вышли люди похожими на богов сутью, но не равными по могуществу. Научили боги людей как почитать их, как возделывать землю и как быть хлебоедами. Взялись люди за труд, освободили богов от малых забот, дабы те могли взяться за большие, – и в том было благо.
То был золотой век, когда боги жили среди людей. Не знали тогда люди ни болезней, ни старости. Молодыми и полными сил проживали люди свой долгий век, а когда приходила им пора умереть, смерть приходила к ним как благодатный сон.
Долго длился золотой век. Но вот, подошел он к концу. К Солнцу, и его девяти небесам, и его девяти мирам, из холодной тьмы пришел Странник. Не было у Странника своего неба, и бежал странник как конная колесница, потерявшая своего возничего и свою колею. Имя страннику было Смерть.