Затмение: Полутень

Ширли Джон

Камера на стене у потолка поворачивалась, отслеживая, как он идёт к воротам блока. Живой охранник выпустил его в следующую секцию. Чарли набрался мужества спросить:

— А... тот парень, которого я... он умер?

— Нет ещё. Но ты не думай, мудила, что тебе это сильно поможет. Так, поворачивайся, настало время браслетиков.

Нет ещё.

Через двадцать минут он оказался в зале суда, размером со спальню его квартиры. Ему показали видеозапись нападения на копа, имя которого, как выяснилось, было Артур Энтони Джеспеччо. Плавающая камера

над капсулой узника противно жужжала, да и усилить контраст они не позаботились. Впрочем, Чарли сперва и не поверил, что это он сам на видео в соседнем окошке, сидит в извергнутой пневмотрубой капсуле, согнувшись в три погибели, аки вампир в гробу. Что это он сам конвульсивными движениями колет ножом копа. Он выглядел непохожим на себя. Он двигался, словно другой человек. Словно он был Анджело.

Физически же он оставался Чарли Честертоном, и судье это было известно. Желчная матрона, у которой от работы молоточком, наверное, туннельный синдром начинался (суд постановляет...), выслушала сбивчивые объяснения Чарли и лишь пожала плечами с презрительным вздохом, когда тот заявил, что был не в себе. Затем пробормотала себе под нос так тихо, что пришлось напрячь слух (словно сочтя его недостойным траты воздуха):

— Закон больше не считает умопомешательство смягчающим обстоятельством, независимо от причин, вызвавших его.

И вынесла стандартный приговор за покушение на убийство, предпринятое в состоянии наркотического дурмана. В заключение судья намекнула, что ей чуть-чуть не хватило, чтобы осудить его ещё и за убийство Анджело. О такой возможности Чарли и вовсе не задумывался. Молоточек ударил по столу.

Смерть, предваряемая публичным избиением.

Он вышел из комнаты на негнущихся ногах. Глотку так сжало, что даже крика не удалось бы из себя выдавить.

А потом до него дошло: прежде чем казнить, его подвергнут избиению. Это значит, что его на некоторое время отправят в госпиталь, чтобы Чарли прилично выглядел во время казни на следующей неделе.

Госпиталь. Тюремная больничка. Но, быть может, при переводе туда получится сбежать? Цепляйся за эту возможность. Ухватись за неё. Пускай она и тонкая, эта соломинка, но хватайся за неё и держись.

Держись, повторял он про себя, когда его провели в комнату для видеорегистрации с пустыми стенами и слепящими потолочными лампами. Второй конец наручников пристегнули к металлическому кольцу в одной из стен.

— Что бы с тобой ни делали, — посоветовал ему какой-то коп, — не обсирайся. Эти ребята реально звереют, если перед ними обосрёшься.

Затем его оставили в одиночестве. Он ненавидел конвоиров, но боялся оставаться один и не хотел, чтобы те уходили. Но они вышли, закрыв за собой дверь в стене слева.

В комнате была ещё одна дверь, прямо напротив Чарли. Чарли уставился на неё.

Дверь открылась. Появился крупный мужик в зеркальном шлеме с резиновой дубинкой.

Зеркальный шлем, подумал Чарли. Класс! Мне придётся смотреть себе в лицо, пока этот чувак будет его уродовать.

—

Вы, гребаные больные вуайеристы! — заорал Чарли, обращаясь к скрытым камерам. Он знал, что всё им сказанное будет вырезано, кроме признания вины.

— Постарайся расслабиться, — ласковым голосом предложил человек в шлеме. Больше он не сказал ничего. И приступил к делу.

Лэнгли, штат Вирджиния

Корти Стоунер старался не бросать по сторонам беспокойные взгляды, когда входил в секретную секцию архива с запросом прикрытия. Сделай вид, что это часть рутинного задания, и только-то.

Секретный архив был закрыт от внешнего мира на все замки, поэтому, несмотря на яркий свет и хорошую работу кондиционеров, место это всегда вызывало у Стоунера приступы клаустрофобии. За конторкой сидели двое, Элла и Фрэнк, и к ним тянулись две очереди. Чёрт побери. Он намеревался попытать счастья у Эллы. Очередь к Фрэнклину была заметно короче. Если сейчас повернуть к Элле, это может показаться подозрительным.

Наблюдатели по ту сторону потолочных камер отслеживают любые подозрительные движения внизу. Это их работка — выискивать мельчайшие странности в происходящем здесь. Самые крохотные аномалии. Возможно, сам Унгер сейчас заглядывает в экраны.

Но всё же надо стучаться к Элле.

Стоунер встал в очередь к Элле, пристроившись за толстозадым Спрингдэйлом в фальштвидовом костюме.

Фрэнклин покосился на Стоунера. Фрэнклин был молод, но из-за присущей ему чопорности манер казался преждевременно постаревшим и умудрённым. Сегодня он облачился в свежераспечатанный костюм-тройку, и золотые часы к этой одежде совсем не шли. От внимания Фрэнклина не ускользнул выбор Стоунера. Возможно, он обиделся. Такие вот клерки способны не одну щепотку перцу в суп сыпануть. Чёртов ханжа.

Стоунер посмотрел через головы впереди стоящих людей на Эллу. Та согнулась над консолью, бормоча себе под нос коды, которые вводила распухшими от артрита пальцами. Элле было восемьдесят четыре, она работала в Агентстве ещё с двадцатого века. Тощая, бледная, как смерть, несмотря на явный избыток макияжа, в толстых роговых очках и с копной синих волос на голове. Движения её были быстрыми, как у клюющей зёрнышки птицы. От сидячей работы у неё искривилась спина, да и остеопороз своего не упускал.

Элле давно бы полагалось выйти на заслуженный отдых, но в Лэнгли её считали символом, талисманом, знаком преемственности с корнями ЦРУ. Кроме того, она по-прежнему отлично управлялась со своей работой.

Элла не забывала платить друзьям добром за добро. И совсем не боялась Компании.

Ему требовался доступ к файлам по ВА. «Синяя» метка, совершенно секретные материалы. Ничем меньшим Лопеса с Брюммелем не купить. Доступа к «синим» файлам с наружного уровня компьютерной сети не было. Эти данные отпускались для чтения аналитиками с высшим уровнем допуска на одноразовых чипах, защищённых от копирования. А у Стоунера отобрали высший допуск четыре дня назад: Унгер постарался.