Затмение: Полутень
Шрифт:
— Проходите. Справа увидите дверь с пометкой D5, там будет другой охранник, проводит вас.
— Спасибо.
Китти с некоторым беспокойством прошла мимо него, подсознательно ожидая, что охранник обернётся и ущипнёт её за ягодицы. Не дури, сказала она себе. Но звук опускающейся стены заставил её подскочить. Лёгкий щелчок — и перегородка упала на прежнее место.
Она направилась по коридору, считая двери. Живот за последние несколько дней ещё увеличился, спина болела, ходить было чертовски тяжело. Она отыскала D5, коснулась
— Пожалуйста, пройдёмте со мной.
Они пошли по длинному узкому коридору к двери, на которой стояло: D5, для посетителей. Охранник открыл её кодовым ключом. Она вошла первой, чувствуя за спиной его неприятную близость. Она боялась, что её вот-вот схватят и заломят руки за спину. А вдруг ордер на её арест уже выписан?
В чересчур ярко освещённой комнатке не было ничего, кроме нескольких металлических стульев вдоль стен да вентиляционной решётки. В одном углу сидела женщина азиатской внешности и, перемежая китайские или корейские слова рыданиями, что-то возбуждённо доказывала азиату в синей тюремной робе с оттиснутым номером. Бумажные пижамы, так это называлось в обиходе. Открылась дверь напротив, и вошёл Лестер в сопровождении охранника. Лестер пытался держаться с достоинством, хотя на нём была ровно такая же синяя пижама.
— Сядьте тут, — сказал конвоир Китти, — у вас полчаса.
Лестер молча озирался, пока не увидел её. Улыбнувшись, вскочил и устремился к ней; она встретила его на полдороги и обняла. Слыша его тяжёлое быстрое дыхание, она спросила:
— Тебе больно, да? Тебя сильно побили?
— Рёбра немножко помяли, не без этого. Перебинтовали меня. — Он обхватил её руками, и они сели в противоположном углу. Охранники стояли за дверью для входа посетителей, болтая вполголоса о глайдерных гонках Снаружи.
Китти с Лестером сели, соприкасаясь коленями и держа друг друга за руки. Они поцеловались. Несколько минут они просто смотрели друг на друга, и Лестер уговаривал её не плакать. Но слёзы выступили именно на его глазах.
Заговорив, они перешли на техжаргон.
— Они тебя били здесь? — шёпотом спросила она.
— Нет. Перед тем, как бросить сюда, били за малейшую провинность. А тут относятся к нам, точно к собакам. Собачники не бьют своих псов, но и особо с ними не нянчатся.
— Она была права. — Китти имела в виду Чу, но не хотела называть её здесь по имени. — Они её ещё не схватили. Тебя... допрашивают?
— Дважды допросили. В первый раз — вежливо. Во второй раз я был готов к пыткам электричеством, может, к допросу под наркотиками, но потом вошёл Расс Паркер и сказал, чтобы отослали меня назад в камеру, что он сам меня попозже допросит. Им это не понравилось. Такое впечатление... — Он покосился на охранников и заговорил ещё тише. — ...что между ВАшниками и старыми эсбэшниками вражда. Это, знаешь ли, довольно интересно. Может быть, получится...
— Лестер... — Она разочарованно вздохнула. — Не могу поверить, что я... послушай, я
Она сердилась. И не знала, на кого: на Лестера, Второй Альянс или всех подряд. Её переполнял гнев, и сдерживаться она уже не могла; ей хотелось кричать и плакать.
— Ну а чего ты от меня хочешь, малышка? — спросил он, погладив её по тяжёлому от беременности животу.
— Хочу, чтоб ты сыграл по их правилам. Можешь себя дядей Томом представить, если тебе от этого легче. Нам нужно выбраться отсюда. Сбежать из Колонии.
Она покосилась на охранников и, похолодев, увидела, что оба смотрят на неё.
Ей хотелось плюнуть им в лица, но она лишь отвернулась к Лестеру и прошептала:
— Я тоже в полной жопе, Лестер. Но у них пушки, а у нас нет. Они про тебя знают. И... про других.
Он глубоко вздохнул и смежил веки. Удерживавшаяся там слеза стекла по лицу мимо носа. Он едва слышно рассмеялся и утёр её.
— Я плачу. Совсем нюни распустил, э?
Она покачала головой, чувствуя, что вот-вот и сама разрыдается.
— Дело в том, — сказал он прерывающимся голосом, глядя в пол, — что способа убраться отсюда нет, пока не снята блокада, а может, и после не будет. Они не хотят, чтобы на Земле знали, что здесь творится. Они не хотят, чтобы политики им досаждали. В смысле, ты же понимаешь, где я? Я в тюрьме внутри тюрьмы внутри другой тюрьмы. Я в кутузке, я скован — здесь — узами своей черноты, и я заперт в Колонии, а вокруг ничего, кроме вакуума. — Он покачал головой. — Выхода нет. Терять нечего.
— А как насчёт этого? — Она взяла его руку и приложила к своему животу.
Оба почувствовали, как шевелится ребёнок. Он улыбнулся.
— Как он там?
— Он? Это девочка будет!
— Ты на УЗИ ходила? Я думал, мы хотели сюрприз себе устроить.
— Я просто знаю, и всё.
— Чушь. Это пацан будет.
— Девочка.
— Мальчик.
Они немного посмеялись, и им стало лучше. Потом Китти расплакалась.
Он обнял её и прошептал:
— Не знаю. Должен быть способ. Через этого парня. Через Паркера... попробуй с ним поговорить. Я не могу с ним увидеться, меня не пускают. Я уже просил.
Она отстранилась от него спросить:
— А как насчёт адвоката?
— Их всех назначает ВА. А даже и будь адвокат моим союзником, они ни хера не могут сделать в условиях военного положения.
Она пожала плечами.
— Не думаю, что мне позволят увидеть Паркера.
Они снова обнялись, но тут подошёл конвоир Китти и постучал её по плечу.
— Вставай, время вышло.
У него воняло изо рта.
— Ещё полчаса не прошло, — сказал Лестер, и Китти увидела, как он с трудом сдерживается.
— А мне начхать. Не хочу я тут стоять и смотреть на эти неестественные чмоки-чмоки недочеловеков...
Лестер вскочил и заорал, замахиваясь на него кулаком:
— Ты чё сказал, членосос?!
Охранник ударил его парализующей дубинкой, которую держал наготове. Слишком быстро всё случилось, и Китти не заметила, куда именно пришёлся удар; крови не было, но Лестер упал на колени, парализованный.
Китти, рыдая, встала между ними и крикнула:
— Хватит! — И тоже упала на колени, обхватив мужа руками.