Завещание Джона Локка, приверженца мира, философа и англичанина
Шрифт:
«Лекции», учреждение которых завещал Роберт Бойль в одном из нескольких кодициллов к своему завещанию, должны были служить делу доказательства истинности христианства «против пресловутых неверных, а именно атеистов, теистов, язычников, евреев и магометан» [545] . Дополнительное требование, которое выставлял Бойль, заключалось в том, что доказательство истинности христианской религии, направленное против неверных (infidels), не должно было «опускаться до каких бы то ни было разногласий между христианами».
Главными попечителями «Лекций» стали Тенисон и Джон Эвелин (член Лондонского королевского общества с 1663 г.). Вскоре исходная формулировка задач «Лекций» претерпела изменения, из списка «неверных» попечителями были исключены «теисты», «язычники»
Первые лекции, прочитанные капелланом Стиллинфлита Ричардом Бентли и Ричардом Киддером, как раз и были направлены против угрозы атеизма. Помимо этого, Киддер в лекциях 1694 г., посвященных доказательству истинности слов Христа о том, что он Мессия, напоминал о Божьей угрозе полностью уничтожить своих подданных, если они продолжат греховное существование, а наступление миллениума обусловливал моральным состоянием человечества. Много места Киддер посвятил евреям, говоря об их «плотском и мирском нраве», о том, что они отвергли Христа, а теперь сопротивляются обращению [547] . Само понятие «евреи» в это время в Англии, благодаря в том числе Гилберту Бернету, часто применялось не только к собственно иудеям, но и ко всей английской нации, нуждавшейся, с точки зрения провиденциалистов-латитюдинариев, в глубоком моральном реформировании.
Проект «Лекций Бойля» основывался также на идее использования натурфилософии в качестве эффективного противовеса деизму или атеизму. Это поколение латитюдинариев Маргарет Джейкоб назвала «ньютонианцами». После смерти Роберта Бойля главным авторитетом у латитюдинариев стал Исаак Ньютон. В этом смысле характерна переориентация Стиллингфлита, который в 1662 г., в первом издании своего трактата «Священные истоки» («Origines Sacrae»), опирался на Бойля, а в переиздании того же трактата в 1697 г. существенно ревизовал текст, теперь с опорой на Ньютона.
Джейкоб отмечает, что практически все латитюдинарии, кроме Бойля и Уилкинса, были, как и Ньютон, кембриджцами и, так или иначе, испытали влияние кембриджских платоников – Генри Мора, Ралфа Кедворта, Джона Смита, Бенджамина Уичкота. Латитюдинарии, кембриджские платоники и ньютонианцы составляли одну большую группу, которая вышла на лидирующие позиции в 1690-х гг. Близкой к ним, но не столь многочисленной группой стали выходцы из Оксфорда, испытавшие влияние лодианства (арминианства), круга Гартлиба и в значительной степени – экспериментальной философии Бойля. Учреждение Лондонского королевского общества послужило относительному объединению этих двух групп, как и ряда других направлений и персон.
Что касается самого Ньютона, то его взгляды представляли собой весьма непростую интеллектуальную смесь. Ньютон решительно отвергал гностицизм. По его мнению, первоначальное христианство было отравлено эманационизмом каббалы, платонизма и гностицизма, общим источником которых служили представления древних египтян. После обращения язычников и евреев в христианство все три «ереси» привнесли в теологию метафизику, исказившую «простое учение» христианства.
Опираясь на слова ап. Павла в Послании к Евреям (Евр 5: 12–14)5 Ньютон различал учение, подходящее большинству христиан, «молоко для младенцев», и более трудное для освоения учение, «твердую пищу для взрослых».
«Молоко для младенцев» – то содержание христианской веры, которое должно проповедоваться до момента крещения. А именно: неприятие культа мертвых, вера в Бога, крещение, возложение рук, учение о воскрешении и судном дне. Догматика англиканской церкви, по Ньютону, точно совпадает с «молоком для младенцев»: отречение от дьявола и его дел (плотских желаний, идолопоклонства, тщеславия, гордыни, алчности), Апостольский символ веры, соблюдение десяти заповедей, крещение и наложение рук. Все это фундаментальные догматы.
Как и латитюдинарии, Ньютон был «явным адвокатом „ включения “, а не толерантности ;
Очевидной проблемой для Ньютона были догматы тринитарных Никейского и Афанасьевского символов веры, содержавшиеся в «Тридцати девяти статьях». Для Ньютона учение о Троице могло рассматриваться только как adiaphoга и, таким образом, не являлось «молоком для младенцев». Все эти соображения Ньютон, разумеется, хранил в тайне. Можно себе представить масштабы скандала, который разразился бы, если бы обнаружилось, что в основу натуральной религии латитюдинариев на самом деле положен антитринитаризм.
Ньютон, в отличие от своих учеников Уильяма Уистона и Самюела Кларка, держал свой антитринитаризм при себе, сконструировав внутренний, «психологический латитюдинаризм», оправдывавший отрицание Троицы нефундаментальным характером самого этого догмата. Поскольку на самом деле этот догмат не является для англиканской церкви фундаментальным [549] , рассуждал Ньютон, то и выходить из церкви нет необходимости; более того, выход из церкви на этом основании был бы ничем не оправданной схизмой. Весьма щекотливым моментом стало назначение Ньютона в мае 1689 г. в парламентский комитет по рассмотрению «Билля о свободе и снисхождении протестантским диссентерам», т. е. Акта о толерантности. Рассмотрев билль, члены комитета включили в число рекомендуемых добавлений требование, чтобы диссентеры «исповедовали веру в Бога Отца, и в Иисуса Христа Его Вечного Сына, истинного Бога, и в Дух Святой, Единого Бога, благословенного вовек» [550] .
Известно было вильгельмитам о неортодоксальных взглядах Ньютона или нет, в любом случае он их не афишировал, а для церкви президент Лондонского королевского общества и автор «Principia mathematica» являлся слишком ценной фигурой, чтобы изгонять его из своих рядов. На Ньютона был возложен ряд важных функций, в частности члена комиссии, отвечавшей за строительство 50 новых церквей в Лондоне и Вестминстере, а также еще одной комиссии, в ведении которой было завершение строительства собора св. Павла. В 1700 г., когда Ньютону был предложен пост главы Тринити-колледжа на том условии, что он примет духовный сан, архиепископ Тенисон просил его занять любой, на его выбор, пост в церковной иерархии. Гилберт Бернет относился с таким почтением к великому человеку, что называл его «белейшей душой, какую он когда-либо знал» [551] .
В конце 1690-х гг. Гоббс, остававшийся постоянной мишенью для нападок ньютонианцев, во многом потерял свою актуальность, превратившись скорее в символ, чем в реальную угрозу. Его место как главного и, что очень важно, живого и здравствующего врага церкви занял Джон Толанд.
По сути, Толанд обращался к той же целевой аудиторией, что и вильгельмиты, и стал опасным конкурентом, способным помешать планам восстановления национально-государственного статуса англиканской церкви. В этом смысле, как отмечает Джейкоб, в конце XVII – начале XVIII в. речь шла именно о противостоянии ньютонианцев и «деистов» (атеистов, либертинов, свободомыслящих, пантеистов и т. п.). Однако нападки на церковь, в которой важную роль начали играть ньютонианцы, исходили не только от деистов, но и от «высокой церкви», наследников «неприсягнувших» [552] . «Высокая церковь» в своей критике приписывала латитюдинариям все грехи деистов и «республиканцев», латитюдинарии с оглядкой на «высокую церковь» отмежевывались от деистов, «республиканцев» и «энтузиастов» (т. е. диссентеров-нонконформистов). В свою очередь деисты – такие, как Толанд, третий граф Шефтсбери, Антони Коллинз и Мэтью Тиндал, – критиковали и латитюдинариев, и «высокую церковь», отвергая priestcraft (т. е. козни духовенства, клерикализм), и предлагали светской власти свои, как они считали, более эффективные в деле государственного управления идеи.