Завещание Холкрофта
Шрифт:
Раздался телефонный звонок. Кесслер поднял трубку.
– Эрих? – это был Холкрофт.
– Да?
– Я в Женеве. Вы быстро добрались. Я тоже решил попытаться.
– Да. Фон Тибольт позвонил мне сегодня утром в Берлин. Он пытался связаться с вами в Париже. Он предложил…
– Он сам приехал? – прервал его американец.
– Да. Он сейчас в городе, занимается последними приготовлениями к завтрашней встрече. У нас для вас куча новостей.
– А у меня для вас, – откликнулся Холкрофт. – Вам известно,
Где же ожидаемая паника? Где загнанность человека, доведенного до предела его возможностей? Голос в трубке принадлежал явно не утопающему, готовому схватиться за соломинку.
– Да, это ужасно, – произнес Кесслер. – Он был вашим другом. Говорят, он спрашивал в отеле вас.
Пауза.
– Он искал мою мать.
– А я не понял. Нам известно лишь, что он упоминал фамилию Холкрофт.
– Что такое «Нах… Нахрих…»? Черт, не могу произнести.
– «Нахрихтендинст»?
– Да. Что это означает?
Кесслер был изумлен. Американец полностью владел собой, чего он никак не ожидал.
– Ну… как вам сказать? Это враг всего, что связано с Женевой.
– Именно это фон Тибольт выяснил в Лондоне?
– Да. Где вы находитесь, Ноэль? Мне нужно с вами увидеться, но сюда приходить вам нельзя.
– Знаю. Послушайте, у вас есть деньги?
– Есть немного.
– Наберется тысяча швейцарских франков?
– Тысяча?.. Пожалуй, наберется.
– Спуститесь к стойке портье и переговорите с ним с глазу на глаз. Спросите его имя и оставьте у него деньги. Скажите, что это для меня и что я буду звонить ему через пару минут.
– Но как…
– Дайте мне закончить. Когда отдадите деньги и он вам назовет свое имя, ступайте к платным телефонам, что возле лифтов. Встаньте у левого из них, если лицом к выходу. Когда он зазвонит, возьмите трубку. Это буду я.
– Откуда вы знаете номер?
– Я заплатил, чтобы для меня это узнали.
Этого человека никак нельзя было назвать охваченным паникой. С ним говорил рационалист, неумолимо идущий к поставленной цели… Именно то, чего так боялся Эрих Кесслер. Волей наследственности – и этой упрямой женщины, его матери, – его собеседник являлся одним из них, «детей Солнца».
– Что вы скажете портье?
– Это я вам расскажу потом; теперь нет времени. Сколько все это у вас займет?
– Не знаю… Недолго.
– Десять минут хватит?
– Да. Думаю, да. Но Ноэль – может, нам следует дождаться возвращения Иоганна?
– Когда он вернется?
– Через час-два, не больше.
– Нет, не могу. Я звоню вам в вестибюль через десять минут. На моих часах 8.45. А на ваших?
– Тоже, – ответил Кесслер, даже не потрудившись бросить взгляд на циферблат. – Я все-таки думаю, мы должны подождать.
Мысли его разбегались. Хребет Холкрофта оказался пугающе прочным.
– Не могу. Они убили его. Господи! Как они убили его! Теперь они хотят добраться до нее, но им ее не найти.
– Ее? Вашу мать?…Фон Тибольт сказал мне…
– Им
– Не делайте глупостей. Вы сами не понимаете, что собираетесь затеять.
– Прекрасно понимаю.
– В отеле женевская полиция. Если вы обратитесь к портье – он может проговориться. И они нападут на ваш след.
– Им недолго придется искать. Всего несколько часов. Больше того: я сам их найду.
– Что?! Ноэль, я должен с вами увидеться!
– Итак, через десять минут, Эрих. Сейчас 8.46, – Холкрофт повесил трубку.
Кесслер тоже положил трубку, сознавая, что у него нет выбора, как только следовать полученным указаниям. Поступить иначе значило бы вызвать подозрения. Но что же замышляет Холкрофт? Что он скажет портье? Впрочем, быть может, это не так уж важно. С выходом его матери из игры самого Холкрофта нужно будет сохранить в дееспособном состоянии лишь до завтрашнего утра. К середине дня и его можно пустить в расход.
Ноэль ожидал на углу темной улицы, в конце де Гранж. Он не испытывал гордости от того, что собирался сделать, но бушующая у него в душе ярость заглушала все соображения морального порядка. При виде трупа Вилли Эллиса в мозгу его что-то лопнуло. Зрелище это потянуло за собой цепочку воспоминаний: Ричард Холкрофт, расплющенный о стенку каменного здания машиной, умышленно кем-то выведенной из строя; отравление стрихнином в самолете; смерть во французской деревне; убийство в Берлине; человек, следивший за его матерью… Он не подпустит их к ней! Теперь кончено: он сам доведет это дело до завершения.
Отныне все зависело от того, насколько успешно он сможет использовать каждую крупицу силы и каждый факт, который удастся вспомнить, для достижения этой цели. И именно берлинское убийство сейчас подсказало ему тот единственный факт, которым он сможет воспользоваться. Там, в Берлине, он привел за собой убийц к Эриху Кесслеру – глупо, бездумно – в пивную на Курфюрстендамм. Кесслер и Холкрофт; Холкрофт и Кесслер. Если те убийцы искали Холкрофта – они бы не упускали из виду Кесслера, и, когда Кесслер вышел из отеля, они бы последовали за ним.
Холкрофт взглянул на часы. Пора звонить. Он направился через дорогу к телефонной будке.
Он надеялся, что Эрих поднимет трубку. И сумеет его потом понять.
Кесслер стоял в вестибюле отеля перед таксофоном, держа в руке листок бумаги, на котором изумленный портье нацарапал свое имя. Рука портье, принимавшая деньги, дрожала. Он, профессор Кесслер, будет признателен, если тот передаст ему содержание предстоящей беседы с мистером Холкрофтом. Ради блага самого же мистера Холкрофта. Да и портье. В придачу к чему тот получит еще пятьсот франков.