Завещание Холкрофта
Шрифт:
Прозвенел телефон. Звонок еще не смолк, как Эрих уже снял трубку:
– Ноэль?
– Как зовут портье?
Кесслер назвал.
– Чудесно.
– А теперь я настаиваю на встрече, – заявил Эрих. – Вам многое нужно узнать. Завтра очень важный для нас день. При условии, что мы переживем ночь. Если я отыщу ее.
– Где вы? Мы должны встретиться!
– Мы встретимся. Слушайте внимательно. Выждите у того же телефона пять минут. Может быть, мне придется перезвонить. Если же я не позвоню, то через пять минут выходите из отеля и начинайте спускаться вниз по склону. Идите и не останавливайтесь. Спустившись, поверните налево и идите дальше. Я нагоню
– Хорошо! Значит, через пять минут. – Кесслер улыбнулся. Все эти любительские уловки со стороны Холкрофта бесполезны. Несомненно, тот оставит портье сообщение или номер телефона для своей матери – на тот случай, если она будет разыскивать его, не числящегося среди постояльцев. Вот и все. Возможно, Иоганн и прав, полагая, что Холкрофт дошел до предела своих возможностей. Может статься, этот американец, в конце концов, и не относится к числу потенциальных «детей Солнца».
В вестибюле «Д'Аккор» все еще находились полицейские и несколько журналистов, чуявших некую интригу за туманной версией ограбления, которую выдвинула полиция. Ибо они жили в Женеве. Толклись и просто любопытные – постояльцы, переговаривавшиеся между собой, убеждавшие в чем-то друг друга, некоторые в испуге, другие в поисках острых ощущений.
Эрих держался в стороне от толпы, стараясь не привлекать внимания. Ему совершенно не нравилось торчать в вестибюле. Он предпочитал приватность гостиничных номеров.
Эрих бросил взгляд на часы. После звонка Холкрофта минуло четыре минуты. Если американец не перезвонит в течение следующей минуты, он вернется к портье и…
К нему, ступая будто по осколкам стекла, приблизился портье:
– Профессор…
– Да, друг мой? – Кесслер сунул руку в карман. Сообщение, оставленное Холкрофтом, оказалось вовсе не тем, чего ожидал Эрих. Ноэль просил мать не покидать ее убежище и оставить телефонный номер, по которому он мог бы связаться с ней. Портье, разумеется, пообещал никому не открывать этого номера. Однако договоренности, заключенные ранее, имеют большую силу – так что, случись этой леди позвонить, сообщенный ею номер телефона герр Кесслер сможет найти на листке бумаги в своем ящике для корреспонденции.
– Кто тут мистер Кесслер? Профессор Эрих Кесслер! – по вестибюлю шел посыльный, выкрикивая его имя. Громко выкрикивая! Уму непостижимо! Никому ведь не было известно, что он находится здесь!
– Да, я здесь. Я профессор Кесслер, – поспешил откликнуться Эрих. – Что вам угодно?
Он старался говорить тише, чтобы не привлекать к себе внимания. Тем не менее все присутствующие обернулись в его сторону.
– Вам велено передать сообщение на словах, – затараторил мальчишка. – Передавший сказал, что у него нет времени, чтобы написать. Послание это от мистера X. Он передал, чтобы вы выходили сейчас, сэр.
– Что?
– Это все, что он велел передать, сэр. Я лично с ним разговаривал. С мистером X. Вам надо выходить прямо сейчас. Вот что он велел вам сказать.
У Кесслера перехватило дыхание. Внезапно, неожиданно ему все стало ясно. Холкрофт решил использовать его в качестве приманки.
С точки зрения американца, тот, кто убил в Берлине человека в черной кожаной куртке, знал, что Ноэль Холкрофт должен встречаться с Эрихом Кесслером.
Замысел был простым, но гениальным: засветить Эриха Кесслера, заставив его прилюдно выслушать сообщение от мистера X. и выйти из отеля на темные женевские улицы.
Если же за ним не будет «хвоста», то такое несовпадение причины и следствия будет трудно объяснить. Настолько трудно, что Холкрофт, возможно, решит устроить избранной им приманке повторную
Нет, все-таки Ноэль Холкрофт потенциально являлся одним из «детей Солнца».
Глава 40
Хелден пробиралась ползком по дому Герхарда среди обломков мебели и кровяных луж, выдвигая подряд все ящики и распахивая дверцы, – покуда не обнаружила небольшую жестянку с медикаментами для оказания первой помощи. Отчаянно пытаясь думать лишь о том, что нужно привести себя в транспортабельное состояние, и подавляя боль как ненужную слабость, она насколько могла плотно заклеила свою рану и с трудом поднялась на ноги. Опираясь на трость Герхарда, ей удалось пройти три километра вверх по дороге и на север, до развилки.
Проезжавший на своем допотопном автомобиле фермер подобрал ее. Не может ли он отвезти ее к некоему доктору Литваку, живущему на холме, рядом с клиникой?
Может, это ему почти по пути.
Не будет ли он так любезен ехать побыстрее?
Вальтеру Литваку было под пятьдесят. Это был лысеющий мужчина со светлыми глазами и склонностью к лаконичным, точным формулировкам. Благодаря своей подтянутости он перемещался стремительно, тратя движений столько же, сколько слов; благодаря высоким умственным способностям предпочитал все взвесить, прежде чем дать ответ; и, наконец, будучи евреем, спрятанным в детстве голландскими католиками и выросшим среди участливых лютеран, был страшно нетерпим к нетерпимости.
У него был один пунктик, который вполне можно было объяснить. Его отец, мать, двое сестер и брат были удушены газом в Аушвитце. И если бы не страстный призыв швейцарского доктора, поведавшего о районе в горах Невшателя, где не имелось никакого медицинского обслуживания, Вальтер Литвак жил бы в кибуце Хар Шхаалаф, в пустыне Негев. Он намеревался провести в клинике три года. Было это пять лет назад. Спустя несколько месяцев после приезда в Невшатель ему довелось узнать, кто был его нанимателем: один из группы людей, боровшихся с возрождающимся нацизмом. Им было известно многое, неведомое другим. Они знали о тысячах уже выросших детишек, рассеянных повсеместно, и о бессчетных миллионах, которые могли попасть в руки этих безвестных наследников. Предстояла большая работа, не имевшая ничего общего с медициной. Его связным стал человек по имени Вернер Герхард, а сама группа называлась «Нахрихтендинст».
Вальтер Литвак остался в Невшателе.
– Заходите скорей, – сказал он Хелден. – Я помогу вам, у меня здесь есть кабинет.
Он снял с нее пальто и почти волоком втащил в комнату, где стоял операционный стол.
– В меня стреляли, – это все, что пришло на ум сказать Хелден.
Литвак уложил ее на стол, снял с нее юбку и приспустил трусы.
– Не тратьте силы на разговоры. – Он разрезал ножницами повязку и осмотрел рану, затем взял из стерилизатора иглу для шприца. – Я усыплю вас на несколько минут.
– Нет, нельзя! Некогда! Я должна вам рассказать…
– Я же сказал, всего на несколько минут, – оборвал доктор, вводя иглу в руку Хелден.
Она открыла глаза, увидела вокруг какие-то расплывчатые очертания и ощутила немоту в ноге. Когда в глазах у нее прояснилось, она заметила доктора в другом конце комнаты. Хелден попыталась сесть. Литвак услышал и обернулся.
– Здесь антибиотики, – произнес он, показывая ей пузырек с таблетками. – Первые сутки принимать каждые два часа. Затем – каждые четыре часа. Итак, что произошло? Расскажите покороче. Я съезжу в коттедж и обо всем позабочусь.