Завещание предков

Валентинович Владислав

– Не пройти, боярин. Густой чапарыжник. Да и обрыв далее есть. Речка там, видимо. Узка, да высоки берега. Пешими, только-только пролезть можно.

Хреново. Думал новиков через лес отправить. Да и обещал я Велесову, что Бориса сберегу. И не уйдёт ведь! Никто не уйдёт.

Поле вокруг холма почернело. Монголы заполнили его всё от края до края. Ратники смотрели из-за щитов вперед мрачно. Хмурый и долго молчавший дед Матвей, сплюнул и сказал:

– Они, похоже, сюда всей своей ордой

пришли. Только самого Батый-хана пока не видать.

– Здесь он.
– Прогудел Коловрат, показывая левее.
– Эвон, бунчук Батыя несут.

Мы увидели коричневую массу всадников, перед которой все черные расступались. Во главе реяло полотнище черно-белого цвета с целым пуком кистей на древке. Это было знамя Чингисхана, по наследству доставшееся Батыю. Девятихвостое, с изображением серого кречета с черным вороном в когтях. И чем не угодил монголам черный ворон?

Коричневая гвардия хана встала прямо напротив холма. Кто в этой массе хан Батый не разберёшь. Из неё выехал один из всадников, пронесся перед строем, держа на вытянутой руке копьё с длинным пуком у наконечника, и что-то прокричал. В ответ монголы взревели:

– Дзе! Дзе! Дзе!

Глашатай сделал ещё один заход вдоль строя и поскакал к холму, а черная масса орала:

– Дзе! Дзе! Дзе!

Мы наблюдали за приближающимся монголом.

– Сейчас скажет, чтоб мы сдались.

– Ну, вот ещё!
– Горин выхватил лук, но дед Матвей перехватил его руку.

– Охолонь, не время.

Монгол остановился перед ежами и закричал:

– Урусуты! Склонитесь перед царём всей земли Бату-ханом, внуком великого Потрясателя Вселенной Хана Чингиса. Целуйте землю у его ног! И будет вам милость!

Он вскинул копьё и черная масса взревела:

– Кху! Кху! Кху!

Всадник пришпорил коня и понёсся вдоль заграждения, тряся своим копьём. Ратники стояли в молчании. Некоторые бормотали молитвы, мрачно смотря на заполонивших все поле монгол.

– Эх, славная сеча будет!
– Коловрат оглядел черную массу и пихнул Кубина.
– Как считаешь, Матвей Власович?

– Да, на каждого по три дюжины поганых придется, а то и больше.

Коловрат и дед Матвей замолчали, а я прикрыл глаза.

Да, на каждого стоящего здесь ратника приходилось больше пятидесяти монгол. Много. Эх, не смогу я выполнить обещание, данное Велесову, не сберечь мне Бориса в этой битве. Вот он, мой момент истины! Тут я и останусь. Тут и будет мой последний бой.

И вдруг, сквозь закрытые веки, я увидел танки с крестами, много танков, ползущих к тонкой ломаной линии окопов и бойца в выжженной солнцем гимнастёрке. В солдате, ползущем навстречу стальной громаде я, вдруг, узнал своего деда. В танк полетела граната, а деда прошила

пулемётная очередь. Он не вернулся с войны. Вместо него пришла похоронка.

Темный лес, озаряющийся вспышками выстрелов. Лай овчарок, и перекличка егерей, преследующих разведгруппу, уходящую к линии фронта с важным языком. Две фигуры в конце уходящей цепочки людей. Один из них, ранен. Он задерживает всех. Короткий спор и, по узкой тропе среди болота, в темноту уходит уже один. А оставшийся ложится за кустом и ждет. Он задержит немцев, даст время, чтоб его товарищи смогли уйти. Теперь я знаю как погиб мой второй дед. Теперь, вместо слов - пропал без вести, я скажу - погиб смертью храбрых.

Как погибли оба деда никто не знал. Я понял, что это мне рассказала память предков. Предков, которых я не помнил, не знал, кроме обоих дедов. Но все равно, я преклоняюсь перед ними и чту их.

Открываю глаза и, глядя на черную, как смерть, монгольскую орду, тихо говорю:

– Я помню отцов своих.

Рядом вздрагивает Демьян, а дед Матвей повторяет за мной:

– Я плоть от плоти твоей, отец мой. Помню и чту тебя.

Тихо и внятно Горин начинает проговаривать слова. Я раньше не знал этих слов, но они сами возникали из глубины моей памяти.

– Я кровь от крови вашей, славные предки мои. Чту и преклоняюсь пред вами.
– Уже неслось над холмом. Каждый, глядя вперёд и сжимая рукояти сабель и мечей, пел песню смерти. И летели над ратниками слова древних воинов:

– Вижу я всех отцов своих.

– И пред вами стою, аки есть я.

– И силу рода моего, кипящую в жилах моих.

– И пред смертию лютой не поколеблет мя сомнение, ибо мертвые сраму не имут, ано смелые живут вечно.

Стихли все звуки. И стихли враги. Только слова готовящихся к смерти ратников, четко и слитно произносимые всеми, заполнили все вокруг. Слова подобные тем, что я слышал перед Керженской сечей.

– Как предки мои!

– Как отец мой!

– Как я с-а-а-а-ам!

Рев воев разлился в морозном воздухе. Вдалеке, из леса вспорхнули галки. Заколыхалась черная масса. Они поняли - никто не сдастся и не преклонится перед ними. На холме стояли настоящие вои.

Вестник с копьём скакал обратно.

Демьян Горин вдруг вышел вперед щитов и, сдернув рукавицу, резанул острым лезвием меча по руке. Хлынувшая кровь пробежала по клинку и упала в снег. Демьян провел кровавым остриём линию перед собой и выкрикнул:

– Там, где моя кровь, буду стоять я!

Рядом с ним встаёт Коловрат и проделывает то же самое и, повернувшись, обнимает Горина.

– Прости за все, брат.

Бояре пропели песню смерти. Теперь они прощались друг с другом.