Завещание с простыми условиями
Шрифт:
Но рука не успела принять столь желанный дар. Раздался какой-то щелчок, и она вдруг сухо хрустнула, будто надломилась, и, слепо пошарив вокруг, свалила с полки золотой подсвечник.
Комнату сотряс хриплый вой смертельно раненного зверя, и, расширив глаза от ужаса, я увидела, как отец, корчась в мучительных гримасах, медленно оседает на пол, хватая костенеющей рукой клочья густого тумана.
Ничего не понимая, я обернулась на Дуганова.
И увидела в его руке пистолет.
Отлитый, похоже, из серебра,
Огонь прокатился по прихожей, цепляя занавески, и взбежал по ним наверх.
Квартира мгновенно озарилась со всех сторон золотисто-рыжими отсветами. Жар лизнул подол моего длинного платья.
— Марта, любимая, скорее, скорее! — закричал Дуганов, сжимая меня за плечи.
Не сводя глаз со страшной картины, где полыхал огонь, сжирая бесценные предметы антиквариата, я вырвала из пламени лежащую под ногами икону.
Дуганов схватил стоящий у входа баул, и мы выскочили на лестницу, к высокой двери лифта.
Огненные языки отражались на ее блестящей поверхности.
Словно почувствовав, что мы подошли, лифт с треском распахнулся, и я, бросившись вперед, занесла ногу над его полом.
И тут же была вырвана назад сильной рукой Дуганова.
— Смотри! — закричал он, и крик его прорвался сквозь треск огня.
Я заглянула внутрь лифта, и меня прошиб холодный пот.
В лифте не было дна.
Не теряя времени, Дуганов, тяня меня за собой, бросился к тонущим во мраке ступеням лестницы, и мы сломя голову побежали вниз с двадцать первого этажа.
Ступени крошились и ломались под нашей тяжестью. Едва я успевала перескочить на следующую, как та, на которой я только что стояла, лопалась, как яичная скорлупа, и осколки ее проваливались в черную пропасть.
Вскоре вся лестница была окутана густым едким дымом, он забивался в горло, вызывая спазмы. А этажам все не было видно конца. Дом начал шататься, едва различимые в темноте ступени закачались вниз-вверх.
Воздуха почти не было — все заволокло горьким дымом. Я закашлялась и почувствовала, что вот-вот потеряю сознание.
Тяжело дыша, Дуганов тащил меня за собой.
Я уже ничего не видела перед собой — все слилось в удушающий нескончаемый мрак — и только чувствовала, как цепляется за мою руку сухая, но крепкая ладонь и настойчиво влечет, влечет меня вперед.
К свободе.
И вдруг, совсем неожиданно, в тот момент, когда в душу прокралось убеждение, что мы будем бежать, пока не упадем, бездыханные, — в этот момент, наконец, замаячила спасительная дверь.
Мы заколотили в нее, как сумасшедшие, и с криками вывалились на улицу.
Гарь сразу рассеялась, и на нас хлынул поток свежего воздуха.
Глядя друг на друга, обнимая друг друга, приникая друг к другу, мы глотали этот воздух, наполнялись им, потом переполнялись — и никак не могли надышаться.
Наконец, отдышавшись, взялись за
Мы шли в сторону остановки.
У меня еще теплилась какая-то надежда.
Фонари не горели. Напряженное затишье окутало сквер, дорогу и всю улицу вокруг.
На полпути я остановилась и оглянулась назад — на двадцать первом этаже полыхало огненное зарево, и блики его плясали в непроглядном небе. Казалось, что проспект Касаткина вымер, и только вырывающееся из высокого окна пламя разрывало темноту.
Запалилась искра, загудели колокола
Залетела стрела
В тихую обитель
Пламенем пылает пожар
И спешит уберечь алтарь
Старый звонарь
Ангел мой хранитель…
И я будто услышала над собой шелест крыльев…
— Пошли, — поторопил меня Дуганов.
— Мост разобран, — прошептала я, заглянув ему в глаза.
Синие, как лазурь. Как зимние сумерки. Как светлое море.
— Я приехал на трамвае, — прозвучал его уверенный голос, — и он увезет нас отсюда.
Вопреки ожиданиям, остановка стояла на месте — возле супермаркета с неясно проступающими в полумраке погасшими окнами и чернеющим неподалеку силуэтом башни, похожей на ратушу.
«Трамвай придет, — твердила я про себя, — это будет последний пятнадцатый трамвай в моей жизни. Но этот последний трамвай обязательно придет. Просто надо ждать. Ждать и верить…»
Никогда в жизни я так не уповала на веру.
Дуганов прижал меня к себе, и его челка защекотала лицо.
«Родной мой, — подумала я, тихонько целуя опаленные кончики волос, — если бы не ты…»
Взгляд мой случайно упал на дорогу.
И поцелуй умер, скользнув по щеке Дуганова.
На дороге не было трамвайных рельсов.
Я потрясенно уставилась на гладкую асфальтированную поверхность дороги — этих рельсов как будто не было здесь никогда.
Я почувствовала, как у Сашки остановилось дыхание, и поняла, что он перехватил мой взгляд.
Наши глаза встретились. Наконец, уловив отчаяние в моем взгляде, он тихо сказал:
— Пойдем.
И мы пошли по дороге по ходу трамвая, в надежде дойти до моста.
И перейти через него.
Я держала Сашку за руку и ничего не говорила. И он ничего не говорил. Но я чувствовала, как в холодном воздухе перетекает из одной головы в другую одна и та же мысль.
Мост разобран.
Дорога была пустынна. Ни одного такси, ни одной машины не проехало ни в ту, ну в другую сторону.
Мертвый проспект.
Нет, по-другому — проспект мертвых.
Мы двигались в верном направлении — за тесно сдвинутыми казино и клубами, стоящими, как молчаливые серые тени, наконец, возник расстилающийся пустырь. Над ним висела бледная луна.