Завод
Шрифт:
Смердов сидел, не двигаясь, сжав руками виски.
Аня Глизарова достала платок, украдкой высморкалась и смущенно оглянулась на Павла Алехина. Однако тот смотрел прямо перед собой. Лепин что-то чертил в своем блокноте.
«Вроде меня малюет», — подумал Старостин, стараясь уловить, на кого поглядывает Лепин, — на председателя группы народного контроля или на него. На всякий случай Старостин прикрыл лицо ладонью. И еще двое из присутствующих хранили полное молчание — Всесвятский и Сопреев.
— Продолжим, — ни к кому не обращаясь,
Чтение его напоминало ровный морской прибой, когда накатываются небольшие волны и лишь изредка набегает волна покрупнее. Так среди незначительных производственных неурядиц вдруг возникла история с «Радугой» и приказ Грекова собирать датчики из некондиционного хлама.
— На основании постановления о повышении роли стандартов настоящий акт передается на рассмотрение городского комитета народного контроля. — Председатель наконец закончил чтение и положил бумаги на стол. — Решение комитета будет объявлено в ближайшее время. Членами городского комитета являются компетентные люди. Специалисты.
— Понятно, — перебил Лепин. — Соберутся компетентные люди, специалисты, чтобы разбирать филькину грамоту.
В кабинете стало тихо. Те, кто не расслышал реплику Лепина, наклонялись к соседям и переспрашивали. Старостин вновь поднялся. Он знал, что реплики главного конструктора нередко бывают отпущены ради красного словца.
Однако на этот раз удерживался от замечаний и даже одобрительно тряхнул кудрявой шевелюрой, искоса взглянув на директора. Но лицо Смердова было непроницаемо.
— Вы не затрудняете себя подбором выражений, — сказал председатель комиссии. Он был недоволен тем, что ему пришлось одергивать этого молодого нахала. — Анализ работы завода проводился объективно, даже благожелательно. Но факты есть факты.
Лепин положил на стол раскрытый блокнот. Он волновался и не пытался этого скрыть.
— Я не хотел вас обидеть. Извините. — Лепин встал и отодвинул стул. — Вы потрудились добросовестно, чуть ли не со снайперской точностью обнаружили слабые места в производстве. И тем не менее — это филькина грамота.
— Парадоксальное заявление. — Председатель с любопытством смотрел на главного конструктора.
— Все, уважаемый…
— Игнат Куприянович, — подсказал Старостин.
Все, уважаемый Игнат Куприянович, зависит от того, что подразумевать под моим определением. — Лепин постепенно справлялся с волнением и обретал свою привычную форму. Возможно, я поспешил. Вероятно, кто-то хотел выступить раньше меня. — Не скрывая волнения, он посмотрел на директора и в секундном замешательстве отвел взгляд. — На чем же я остановился?
— На филькиной грамоте, — подсказал Борискин.
— Именно. Я считаю: все, что не приносит реальной пользы, пусть даже сверхдобросовестный труд, — филькина грамота. Ну какую, скажите ка милость, пользу он принесет? Разве после работы комиссии что-нибудь изменится на заводе?
— Правильно, Лепин! — воскликнула Глизарова и топнула ногой.
— Минуточку, Аня Борисовна, — Лепин отыскал глазами Глизарову. — Я понимаю причину вашей эмоциональности.
Лепин смолк, еще не сознавая, какую гадость он сморозил по инерции. Ведь слух о близких отношениях Грекова с Глизаровой воспринимался как вполне реальный факт. К тому же в кабинете раздались ехидные смешки. Все выжидательно смотрели на Лепина. И секунды, казалось, раздувались в минуты, в часы. Аня опустила глаза, побледнела. На лице обозначились веснушки.
— Конечно, — окончательно запутался Лепин. — Я могу вас понять. Геннадий Захарович… очень хороший человек.
— Кое для кого особенно, — подхватил Земцов.
— Да, хороший человек. А для вас, Земцов, он просто замечательный человек. Столько лет терпит вас главным технологом. Все надеется, что вы наконец-то начнете работать.
Земцов промолчал. Он и сам не подозревал, что молчанием выигрывает бой, а Лепин проигрывает. Не желая того, принципиальный разговор Лепин сводил к старой неприязни между конструкторами и технологами. Тем более что некоторые из присутствующих вполне могли бы отнести замечание о долготерпении главного инженера на свой счет.
— Вы несколько отвлеклись, — проговорил директор. И всем стало ясно, что он недоволен шумихой, поднятой главным конструктором.
— Так вот, Игнат Куприянович, — сказал Лепин и снял очки. — Вы пришли на прекрасный завод. Просторные, светлые цеха. В коридорах цветы. Промышленная эстетика. Дизайнеры, как говорится, поработали на совесть. Но весь этот блеск — внешний. Молодящаяся старая дама. Ей уже ничто не поможет. Надо заново родиться. Греков — энергичный и опытный инженер. Но, уверяю вас, здесь любой руки опустит. Поэтому я и назвал ваши выводы филькиной грамотой! — Лепин сел на место и потянулся к своему блокноту.
«Не дипломат, — подумал Смердов. — А может, это и есть самый верный ход? Открыто все сказать. Во избежание кривотолков. Нет, просто легкомысленный мальчишка».
— Кто еще хочет выступить? — спросил Старостин. — Торопитесь. Уже поздно.
— Что там говорить? Оказывается, мы полынь сеем, — вполголоса сказал Стародуб.
— Иван Кузьмич, что ли? Так встаньте и скажите, — предложил парторг.
— И могу! — Светлые волосы Стародуба казались рыжими от электрического света. — Мало мы прослушали неприятных сообщений, так нас еще собственный главный конструктор отхлестал. А за что? Сколько новых приборов освоили в этом году? Двадцать три наименования. К тому нее — сплошная электроника. Люди выкладываются из последних сил.