Завод
Шрифт:
Кирилл облегченно вздохнул. То, чего он боялся больше всего, что могло в любую минуту произойти между матерью и отцом, по-видимому, не случилось. Иначе мать не стала бы обращаться к отцу таким будничным тоном. Ну а остальное — черт с ним!
— Так мы с мамой ждем. Говори.
— Вы с мамой ждете? Что ж, я скажу, попробую. Бега, ну это — бега. Это черт знает что. Это взрыв! Это радость. Это камень в бочку с дождевой водой… Допустим, я спешу на бега, да? А навстречу прохожие. И мне кажется, что они улыбаются мне, подмигивают. Когда я вспоминаю лошадей, мне кажется, что со всех сторон этих шкафов, полочек
Татьяна засмеялась.
— Браво, Кирилл. А ты — поэт…
Кирилл подмигнул матери. У него было прекрасное сегодня настроение. К тому же ему самому нравилось то, что он говорил.
— И я иду на бега, как на свидание. Я не игрок, нет. Пороха не хватает, да и с деньгами не очень. Но мне интересно наблюдать за этими людьми. Есть среди них и жулики. Ну их! Не о них речь… Ведь вы спрашиваете о бегах! Я говорю о тех людях, кто рискует ставить, потому что не может не рисковать, такие у них натуры, Павел Егорович. — Кирилл уже совсем повеселел. Он шутливо развел руками и поклонился. — Я кончил свое странное объяснение. Теперь могу есть?
Татьяна отставила сковородку. Кажется, голубцы успели немного подгореть. Достала тарелку.
— Ты будешь есть, Паша?
Павел молчал. И Кирилл взглянул на отца — чего это он?
— Ну… а следствие что показало?
— Какое следствие? — Кирилл напрягся. Так вот он что? Ах, Топорков, Топорков, верный страж закона. Вот почему ты интересовался номером домашнего телефона. Решил проявить гражданскую заботу, чтобы никто не упрекал тебя в казенщине. Возможно, ты и прав по-своему, Топорков. Только ты плохо разбираешься в людях, следователь. Ведь сам отметил, что Кирилл вот уже столько недель не показывался на ипподроме. Отошел от этого. Нет, все-таки догнал и плюнул. Эх, Топорков, Топорков… Честно говоря, Кирилл подозревал, что телефон взят именно с этой целью, но как-то не хотелось верить…
— Какое следствие? — повторил в растерянности Кирилл.
— Он же в гостях был, Павел, — голос Татьяны вдруг переломился. — В гостях…
Павел не повернул головы.
— Не сбивай меня, Татьяна… Значит, речь вел о жуликах, да?! Тихо! Все мне сообщил следователь, все… И о том старом хрыче, что тебя с толку сбивал… Поэт! Имя отца позоришь!
Кирилл озорно встряхнул головой. Ему вдруг стало смешно и грустно. И он не чувствовал никакого волнения. А на память пришли какие-то строчки. Где он их слышал, Кирилл не помнил. То ли по радио, то ли читал когда-то… Он заложил большой палец за пуговицу рубашки и встал в позу.
— «Что в имени тебе моем? Оно умрет…»
Павел рывком поднялся и, не размахиваясь, сильно ударил Кирилла по щеке.
Татьяна швырнула ложку обратно в кастрюлю. Павел опустил свое грузное тело на табурет. Ссутулился, спрятав руки под стол. И вдруг неожиданно выкрикнул:
— Ты что, слепая? Слепая ты? Не видишь?
Кирилл вышел в коридор, рванул с вешалки пальто, достал шапку. Из темноты прихожей донеслось его бормотание:
— Хорошо. Откровенно. А то все прячешься, прячешься… На Доске почета…
В цехе было жарко. Мощные вентиляторы, которые обычно включались на ночь, сейчас не работали. Лучше терпеть жару, чем дребезжащий грохот.
Сегодня «вечеряло»
Начальник цеха Стародуб и начальник ОТК Борискин сражались в шахматы.
— Если через час не привезут транзисторы, всех отпущу по домам. — Иван Кузьмич вертел в пальцах слона, выбирал на какую клетку поставить. Играл он неважно.
— П-п-попробуй. Схлопочешь выговор! — Борискин тоже играл не лучше, но делать все равно нечего. — Директор еще на заводе. Сам видел.
Стародуб рассматривал шахматное поле.
— Ходи. Так и уснуть можно, — сказал Борискин.
— Да ну! — Иван Кузьмич сгреб фигуры и перевернул доску.
Борискин равнодушно принялся помогать укладывать фигуры. Он давно уже подумывал, как бы уйти домой, но на приемной документации была необходима его подпись. Подписать, конечно, можно бы и утром, задним числом, и Борискин так бы и поступил, не будь сейчас на заводе директора. Вообще-то начальнику ОТК нет дела до ритмичной работы цеха. Но без него не зачтут продукцию. Вот Борискин и торчит в цехе, ждет, когда начальник снабжения Сойкин привезет транзисторы. А Сойкин весь день слоняется по заводу «Электродеталь» и ждет, когда изготовят триста транзисторов. Он их горяченькими и доставит. Всего лишь триста транзисторов, величиной с ноготь. Они давным-давно затребованы, но по каким-то причинам не поставлены заводу в срок.
— И те, с «Электродетали», тоже «вечеряют», — Иван Кузьмич вздохнул.
— А как же, — согласился Борискин.
— Как ты думаешь, Грекова стукнут по мозгам или нет? — завел Стародуб привычный за последние дни разговор.
— Ч-ч-черт его знает. А жаль. Он бы навел порядочек, раз задумал.
— Не дадут. Слишком много надо ломать, — сказал Стародуб.
Они еще долго и обстоятельно разговаривали о разных делах. Забот у каждого было предостаточно.
Стародуб толкнул Борискина в бок и прошептал:
— Сам явился.
— А ну его, — тихо ответил Борискин. — Мечется, сам не знает, что ему н-н-надо.
Директор вошел в цех. Вид у него был утомленный. Смердов давно не бывал в цехе ночью. Обычно в конце месяца планом занимался Греков. Но сейчас он в командировке, вот и пришлось…
Завидев высокую фигуру директора, рабочие подняли головы от газет, стук домино прекратился. Послышались голоса:
— Рафаэль Поликарпович, долго нам еще цех сторожить?
— Надоело. Люди десятый сон видят, а нам завтра с утра заступать.
— Отпускайте по домам. Флажки нам не нужны.
Смердов, глядя прямо перед собой, прошел через весь цех. Казалось, что раздраженные голоса до него не долетают.
— Не звонил Сойкин? — спросил он, останавливаясь рядом со Стародубом.
— Никак нет, — ответил начальник цеха.
— Соединитесь с Сойкиным и доложите мне.
Смердов сел на высокий треножник и прикрыл глаза.
Иван Кузьмич отправился выполнять приказ.
На лестнице он столкнулся с Кириллом.
— Шляешься? А бригада твоя работает! — Иван Кузьмич оглядел Кирилла и хмыкнул. Что-то необычное было во внешности парня. — А ну, дыхни!