Завод
Шрифт:
— Конечно, конечно. Я же не слон, — поддержал Греков. — Мне идет этот галстук?
Аня взглянула в зеркало. Отошла в сторону и взглянула еще раз.
— Вам идет этот галстук. Сегодня все женщины должны влюбиться в вас.
— Ас кем встречает Новый год Мария Кондратовна?
— Ой, не говорите. Столько родственников.
Греков взял пиджак, достал щетку и направился в прихожую.
— Кстати, что у вас в бауле?
— Ничего особенного. Домашние грибы. Три бутылки вина. Маринованные миноги… — Аня рассмеялась,
— С удовольствием, Анечка, — весело согласился Греков.
Не переставая болтать о какой-то ерунде, Аня сдвинула в сторону сваленные на столе бумаги, извлекла из баула бутылку, кулек слив, яблоки, коробку конфет.
— Вы можете открыть шампанское, чтобы бабахнуло в потолок? Я это очень люблю. — Она придвинула к Грекову бутылку, заткнула пальцами уши и зажмурилась.
Греков раскрутил проволоку и, сдерживая большим пальцем пробку, опустил ее до половины. Секунда — и пробка радостно выстрелила в потолок. Аня подставила стакан.
— За Новый год, Геннадий Захарович, за Новый год…
В дверь постучали.
Греков поставил бутылку и в недоумении взглянул на Аню.
— Войдите! — крикнул он, но, вспомнив, что дверь закрыта на защелку, встал и вышел в прихожую.
— Ты? Неужели это ты? — Греков сделал шаг назад.
Боковой свет из коридора бледным глянцем покрывал левую половину лица Татьяны.
— Ты не один? — спросила она.
Греков скорее догадался, чем расслышал ее слова.
— Один, конечно, один! — Лишь в следующее мгновение он подумал, что слишком уж громко это произнес.
Татьяна шагнула в прихожую.
— Не ожидал, Греков?
— Ожидал.
— Так поцелуй меня! Ведь ради этого я сюда добиралась!
Дед-мороз стоял на макушке в своей мохнатой шапке. И снегурочка летела вниз головой. Перевернутое новогоднее поздравление напоминало замысловатый восточный орнамент.
— Анна Борисовна, как вы держите газету? — Греков шутливо щелкнул пальцем по странице.
Страница сморщилась, переломилась и бессильно упала с тихим шорохом. Лицо Ани было бледным.
— Анька, лапонька! — Татьяна уже справилась с замешательством и улыбнулась. — Надо же, сидит и молчит.
Аня не улыбалась. И даже не пыталась улыбнуться. Она сидела серьезная, как на экзамене. Она, конечно, слышала все, что происходило в прихожей, и Греков клял себя за то, что не прикрыл дверь. Но ведь и он растерялся. Да и сейчас не совсем еще в себе. Он суетился, болтал о какой-то чепухе.
— Не надо, Геннадий Захарович, — вдруг прервала его Аня. — Мне все понятно. И никто тут ни в чем не виноват. Правильно, Татьяна Григорьевна?
— Анечка… — выдохнула Татьяна.
Аня встала, подошла к баулу. Пистолетным выстрелом
— Представляю, как обрадуются мои родственники… Только вы меня не провожайте, Геннадий Захарович, я ведь сама пришла. Сама и уйду. — Она вяло потянула за собой баул, и тот тяжело скользнул вниз. Сняла со спинки стула пальто…
— Я почему-то больше всего сейчас боялась, что ты начнешь упрашивать Глизарову остаться, — сказала Татьяна. — Весь отдел знает, что она к тебе неравнодушна. Эта история с народным контролем…
— Что еще за история?
Как, ты ничего не знаешь? — Татьяна рассказала ему обо всем, что произошло на совещании в кабинете директора. — На заводе до сих пор об этом говорят.
— А я даже и не знал, что было такое совещание. И она мне ничего не сказала, — проговорил Греков.
Потом Татьяна рассказывала о том, как летела. Как сидела полдня в Куйбышеве: Москва не принимала. Такая суматоха в аэропорту. Одним самолетам разрешают, другим почему-то нет. В буфете очередь, в зале ожидания негде присесть. Все волнуются, спешат.
Греков смотрел на отражение Татьяны в зеркале. И мысли его возвращались к осторожным фразам Шатунова, выстраивались в цепь вопросов и ответов. Он вел диалог сам с собой, разбирая те пункты обвинения народного контроля, о которых вспоминала Татьяна в своем рассказе.
— Напрасно я тебе это рассказала! — с досадой произнесла Татьяна. — Я решила, что тебе все известно. Какая-то грустная у нас встреча.
— Что ты, что ты! — воскликнул Греков. — Все превосходно. Главное, что мы вместе. Такая неожиданность, поверить не могу. Останемся здесь? К черту Шатунова с его компанией!
— С удовольствием, Гена. Радио есть? Не прозевать бы куранты.
Греков пошел к дежурной взять еще одну вилку и тарелку, затем позвонил Шатунову и предупредил, что не придет.
Шатунов заохал.
— Глупо! — крикнул он в трубку. — Будут нужные люди. Другой бы специально выискивал такую ситуацию.
— Не ори, Шатун. Коллегию проведем в министерстве, — ответил Греков. — А нужный человек уже со мной.
— Ты не стратег! Ладно, черт с тобой. С Новым годом!
Шатунов еще раз напомнил, что второго в двенадцать ноль-ноль, без опозданий.
А Татьяна в это время делала какие-то знаки руками. Греков положил трубку.
— Одевайся! Быстрей! — потребовала она.
— Зачем?
— Одевайся без разговоров. В нашем распоряжении двадцать минут. Успеем. Благо, тут рядом! — Она схватила сетку, опустила в нее бутылку и два стакана.
Купола Василия Блаженного напоминали разноцветные стратостаты. А кирпичные стены Кремля под блестками снежинок казались гигантским мозаичным панно. За стеклянными витринами ГУМа напряженно застыли манекены, привычно глядя на эту сказочную картину.