Завод
Шрифт:
Греков повесил трубку и произнес, увидев вышедшего в коридор Шатунова:
— Проторчал столько времени в приемной и только узнал, что ждут моего звонка.
— Чепуха, Геннадий. Береги нервы. Чиновник Верочка молодой. Не понимает, что равнодушие выгодней скрывать под маской участия и заботы. Рубит сплеча.
— Ты, Олег, все такой же циник. — У Грекова поднялось настроение.
— Нет, Геннадий. Я ведь тоже чиновник. И психологию этой категории людей прекрасно изучил. Ты с периферии и всему удивляешься. А мы пообтерлись. Ко всему есть ключик.
— Какой
— Ошибаешься. У тебя на заводе сейчас работает комиссия народного контроля? Правильно? Она мне об этом шепнула. И я сделал некоторое обобщение.
— Какое же, интересно? — Греков рассердился на себя за то, что не сумел сдержать дрожь в голосе.
— Верочка решила, что комиссия на твоем заводе неспроста. И до поры до времени тебя надо подержать на расстоянии. Пока не прояснится. Это первое. Во-вторых, есть слух, что нашему Платонычу дадут по шапке. Секретарша это чувствует. Еще никто ничего не знает, а она сделала для себя выводы, хотя то, что я, человек, которого пока не снимают, с тобой обнялся, ее немного сбило с толку. Вдруг она промахнется? Вот тут она и снизошла до улыбки. Иные секретарши, как звездочеты, могут предвосхитить твою судьбу, поэтому не жалей шоколада и цветов. И сходим-ка мы с тобой в буфет. В служебном рвении ты, наверно, не успел поесть. Вы, провинциалы, народ неискушенный, обобщать не желаете.
Шатунову нравилось играть роль покровителя-мудреца. Он был рад, что Греков его слушает. Перед коллегами особенно не порисуешься, им самим палец в рот не клади. А когда приезжают с заводов, тут есть с кем ублажить душу. Впрочем, Шатунов был не так уж прост. Греков понял, что с ним надо держаться осторожно, не отпугнуть излишней напористостью. Ее можно истолковать как легкомыслие, и Шатунова это насторожит.
Он спустились в столовую. Никелированный штакетник отделял длинную стойку, за которой орудовало несколько подавальщиц в белых халатах и шапочках. Народу было мало. Обед наступит через два часа. А пока дежурные блюда — котлеты, кофе, пирожки.
— Недорого у вас, — одобрил Греков, расплачиваясь.
— Для себя ведь. — Шатунов тоже отсчитал мелочь и спросил — Как тебя угораздило сорваться в конце года?
— С программой вроде все утряслось. Если и возникнут помехи, то пустяковые, «повечеряют» раза два. Пусть и Смердов понюхает авральные ночки.
— Учишь, значит?
— Напоминаю. Кроме того, перед Новым годом легче добиться аудиенции. Начальство в Москве, командировочных меньше. Да и мой союзник Тищенко в январе уходит в отпуск.
Какой Тищенко? Экономист-кибернетик?
— Он самый.
Шатунов наклонился и осмотрел котлету.
— Как ты думаешь, в какой части больше мяса?
— Так ведь недорого. И для себя! — Греков засмеялся. — Послушай, как бы попасть на коллегию?
— Экий ты быстрый! К коллегии надо готовиться. Можно, конечно, попробовать включить тебя на второе января. Впрочем, ты ведь домой вернешься.
— Почему же? Могу и остаться.
— На Новый год?
— А что? Встречу в Москве. — Мысль
— Как знаешь. Праздник вроде семейный, — задумчиво проговорил Шатунов. — Тогда я постараюсь включить твое сообщение на второе января. Конечно, если дело того стоит. С чем же ты пожаловал?
Греков стал рассказывать. Шатунов изредка качал головой в знак того, что слушает внимательно. Несколько раз он молча указывал на стынущую перед Грековым котлету, а когда допил кофе, украдкой закурил, пряча сигарету под стол. Дым он выпустил в пустой стакан и быстро его перевернул.
— Наловчились! — Грекова позабавил этот фокус.
— Борьба за существование. Ну, ну? Значит, Тищенко твой союзник. Не тебя первого пытается совратить старик. Но надо отметить, что у него привлекательные идеи. Кроме того, они сейчас в русле, как говорится. Ситуация изменилась в вашу пользу. Но лишь частично.
— То есть?
— Классиков забываешь. Когда идеи становятся материальной силой? Когда овладевают массами. То-то. А чтобы донести идеи до масс ты должен попасть на прием… Кстати, почему ты второй день топчешься в приемной, это для меня загадка. Ты авторитетный специалист, главный инженер пусть небольшого, но серьезного завода. Надеюсь, ты понимаешь, что дело не в секретарше?
— Сам же говоришь, что Платоныч уходит. На кой черт я ему сдался? — Греков удивленно вскинул брови.
— Так ведь он еще этого не знает, — объяснил Шатунов. — Уйдет он или не уйдет. Это секретарша знает. А он еще сомневается. Платоныч знаком с твоими замыслами?
— Смердов что-то рассказывал ему в последнюю командировку.
Шатунов приподнял стакан и пустил под него очередную порцию дыма. Стакан помутнел.
— Понятно. Платоныч не приемлет ваши идеи. И старается их отфутболить. Способ у него хоть и простой, но верный — не принимать тебя, пока ты сам не уедешь. К тому же эта комиссия народного контроля…
— Перестань! — Греков с досадой взглянул на Шатунова. — Далась тебе эта комиссия.
— Ладно, доедай свою котлету и учти — я твой союзник. Мне тоже охота в жару попробовать мороженого. А к Платонычу пока не суйся. Не вынуждай его принимать решение. Нейтрализуй его. Добьемся коллегии, а там посмотрим. Греков придвинул к себе тарелку.
— Я не пойму, ты серьезно или дурачишься?
— Переплелось. — Шатунов встал. — Пойду. Дай мне твои записки полистать. И позвони мне завтра к концу дня.
Греков достал из портфеля папку.
В вестибюле гостиницы он не выдержал и позвонил по записанному номеру. Занято? Греков торопливо перезвонил. Да, занято. Прекрасно! Он вошел в лифт. Назвал этаж и незаметно для других пассажиров лифта приподнялся на носки, словно желая облегчить кабине подъем. Войдя в номер, не раздеваясь, подсел к телефону. Неторопливые сигналы вызова успокаивали. Он мысленно наблюдал, как Татьяна подходит к аппарату, протягивает руку, сейчас она поднимает трубку.