Зажечь солнце

Hioshidzuka

Йохан бы отдал всё на свете, чтобы снова увидеть мать и сестёр. Всё на свете, чтобы услышать немного хриплый голос, ощутить тепло рук и почувствовать себя нужным. Всё на свете, чтобы не чувствовать себя настолько одиноким. Всё на свете, чтобы увидеть доброту и понимание в чьих-то глазах.

От Танатоса этого ждать не приходилось. Если что-то бард и смог узнать о послушнике, так это то, что тот совершенно нетерпим к любому мнению, кроме собственного. Зато Толидо был смел. И всегда знал, как следует поступить. С ним просто невозможно было не выжить. И, пожалуй, поэтому Йохан хотел бы остаться с ним. Танатос найдёт выход из любой переделки, в которой окажется. Он умён и хитёр. И живуч, что самое главное. И барду очень нужен такой друг. Но понимание… С пониманием и

добротой были некоторые проблемы. Танатос мог быть смелым, самоотверженным и сообразительным, но сочувствия от него не дождёшься. Это уж точно. Он может пожертвовать жизнью ради другого человека, но никогда никого не пожалеет. Хелен стала бы ему сочувствовать скорее. Если бы не ощущала себя такой же одинокой.

Йохан разглядывает Танатоса и Хелен. Толидо сейчас выглядит странно. Не сказать, что он выглядел намного более… обычно, когда его лицо не было замотано бинтами — его красные глаза и седые волосы казались Йохану ужасно неправильными… Сам Танатос кажется ему жутко неправильным. У барда складывалось такое ощущение, что в ордене из послушника высосали все привязанности и чувства. Он не казался испуганным — как та же Хелен или сам Йохан. Танатос находил в себе силы действовать разумно, руководствоваться в своих поступках чем-то большим, чем просто желанием. Танатос поступал так, как велели ему инстинкты, которых у него явно было несколько больше, чем у обычного человека вроде самого Йохана. И барду немного стыдно, что Толидо представляется ему кем-то похожим на того вендиго, которого он победил. Создаётся такое впечатление, что этот мальчишка из ордена не умеет жалеть или бояться.

— Не стоит недооценивать жрецов, — задумчиво говорит Толидо. — Лучшие из них очень умны, их шпионов полно во всех крупных деревнях, а так же между собой ордена могут сообщаться. Тебя, Йохан, они скорее всего не знают, а вот нас…

Йохану тяжело это признавать, но в делах ордена он совершенно ничего не понимает. Танатос знает всё намного лучше. Должно быть, барду следовало быть более смелым и решительным. Кажется, из них троих он старший. Но Толидо вёл их. Не Йохан. Танатос чувствовал себя, должно быть лидером, а если нет… Йохан чувствовал его лидером. И признавал.

Если они доберутся до Меливерта, Йохан как-нибудь сочинит песню про Танатоса Толидо. Тот заслуживает благодарности. Хотя бы той, которую бард может ему предоставить. К тому же, тут есть о чём петь — о победителе вендиго. И не нужно даже затрагивать всё, что связано с орденом.

— Нельзя заявиться в Меливерт в том виде, в котором мы покидали подземелья, — говорит Танатос, безжалостно состригая свои волосы. — Нужно изменить хоть что-нибудь, это даст хоть какой-то шанс на победу. И, разумеется, если в этом домике есть какая-нибудь одежда, то нам всем лучше переодеться. Особенно, Хелен. Если есть здесь что-нибудь, чем можно нас хотя бы немного изменить внешне, самое время это сделать! Вряд ли в Меливерте есть сами жрецы, но я уверен, что шпионов там предостаточно.

Хелен равнодушно посмотрела на него и позволила сделать то же и со своими волосами. Должно быть, равнодушие было присуще всем людям из ордена. Но Йохан ни за что на свете не хотел бы увидеть кого-нибудь из взрослых жрецов. Потому что Хелен Евискориа в данный казалась настолько пугающе безразличной ко всему происходящему, что бард едва может что-то сказать. Если Танатос и Хелен уже настолько равнодушны — каковы же те люди, которые прожили в ордене несколько десятков лет?

Танатос находит более-менее тёплую одежду и надевает её поверх той, что уже на него надета, а потом находит какие-то тёплые штаны и бросает их Хелен. Он хочет, чтобы она казалась мальчиком. Это кажется Йохану вполне разумным. Если жрецы ищут мальчика и девочку, то и информаторам поручено искать именно мальчика и девочку, а к тому времени, как жрецы сообразят, что нужно искать двух мальчиков, пройдёт уже некоторое время. А Хелен и Танатос уже будут спасены.

Какое-то беспокойство, всё же, охватывает барда. Нет, он вполне уверен, что план Толидо сработает. Во всяком случае, в этот раз. В Меливерте. Танатос сделает всё, как

нужно, и они с Хелен улизнут, воспользовавшись замешательством. К тому же, вряд ли вообще их будут сначала искать именно в Меливерте. Возможно даже, что их вовсе не будут искать там. Решат, что они не добрались. Погибли во время метели.

Однако есть то, что Йохана волнует. Потому что он не хотел бы оставаться вновь один. Он был бардом. Он был нужен им. Как Танатос собирается зарабатывать им на жизнь? Воровством? Но это опасно почти так же, как и в ордене. Вора обычно забивают насмерть. А Йохан бард — ремесло вполне законное. Он сможет зарабатывать им на хлеб. А если Хелен поможет — мальчик не уверен, что Танатос на такое согласится — то заработок будет даже неплохим.

Йохан послушно надевает ту одежду, что кидает ему Танатос. Разве может быть что-то из одежды лишним в такой лютый холод? В ворохе одежды оказываются и рукавицы… Бард смутно припоминает, что когда он искал на чердаке тряпки, которыми можно было бы перевязать раны, там было только две пары рукавиц. Одна из них на Хелен, а вторая…

— Что мы будем делать, когда доберёмся до Меливерта? — спрашивает Йохан.

Этот вопрос тревожит его. Йохану не хочется больше странствовать в абсолютном одиночестве, не имея ни одного близкого человека рядом. Если они останутся хотя бы попутчиками, они рано или поздно все станут друг другу семьёй. Ему совершенно не хочется оставаться наедине с метелью. Или чудовищами. Ему банально страшно.

Хелен с удовольствием набрасывается на хлеб. Она не особенно слышит, что именно говорит Йохан. Тот даже уверен, что ей совершенно безразлично, что именно он говорит. Под опекой Танатоса она чувствует себя спокойно. Спокойнее, чем должна себя чувствовать девочка, очутившаяся в ледяной пустыни без родителей.

— Не знаю, что будешь делать ты, а нам с Хелен достаточно просто выжить, — бросает Танатос раздражённо. — Разберёмся, когда окажемся в Меливерте.

В последнее время его всё раздражает. Йохан уверен, что голова у него с тех пор, как Толидо очнулся, болит очень сильно. Вендиго неплохо приложил его. И бард уверен, что это было очень страшно. Страшнее, чем кто-либо может представить. Но Танатос упорно делал вид, что ему было тогда не страшно.

Йохан бы так вряд ли смог. Он трясся от ужаса, находясь в нескольких метрах от чудовища, держа за руку Хелен. Он чувствует уважение перед Танатосом. И даже перед Хелен. Та не тряслась. Лишь смотрела. Словно и ей было не так страшно. Йохан чувствует, что ему нужно остаться с ними. Что это будет лучше для всех. Что так у них всех появится больше шансов выжить.

Йохану очень хочется остаться, но он совершенно не представляет, как может это предложить.

***

Вокруг полно апельсиновых деревьев. Кэт Сатор — девятая жена Киндеирна — любит апельсины и упросила своего мужа высадить перед дворцом — тем самым, что считается главных астарнским дворцом — целую аллею. Апельсинов хватало не только для Кэт. Они были сладкие. Их хотелось есть. Сладкие, сочные, крупные — чего ещё можно желать от фруктов?.. А уж когда апельсиновые деревья цвели, это было очень красиво.

У леди Марии было посажено много вишнёвых деревьев и яблонь. Ей нравилось сидеть в саду, когда вся эта красота цвела. А уже в августе обычно Драхомир — когда он был маленьким — забирался на деревья и без зазрения совести ел яблоки или вишни. Это было вкусно. И даже весело. Правда, мать всегда требовала, чтобы он никогда не ел ничего перед обедом, а фрукты и ягоды подавали лишь после, на десерт. Пожалуй, из-за этого было ещё веселее.

Отец не придерживался никаких строгих правил на счёт питания. Разве кроме тех, что мяса и рыбы следует есть побольше, а помидоров и лука — он их не любил — как можно меньше. Он ел только тогда, когда был голоден. И ему было совершенно плевать, когда по расписанию должен быть обед или ужин. И леди Марию это почему-то жутко раздражало. По правде говоря, это была одна из причин — только одна из многих — их ссор. Сколько Мир помнит — они часто ссорились по пустякам. Из-за всего. Киндеирн всегда старался уходить. Ему не нравилось долго спорить с ней.