Зази в метро

Кено Раймон

– Как это что?
– сказал он.- Это касается меня непосредственно.

– В таком случае,- сказала личность,- это. совсем другое дело.

– Значит, вы позволите мне вновь сформулировать поставленного мною ранее здесь при вас вопроса?

– Вопрос, а не вопроса,- сказала тень.

– Вопроса,- сказал Хватьзазад.

– Вопрос, без "а".

– Вопрос,- наконец согласился Хватьзазад.- Ах, эта грамматика! Я в ней не силен. Это меня и подкосило. Ладно, не будем об этом. Ну так?

– Ну так что?

– Вы не ответили на мой вопрос.

–

Я ведь забыл, что за вопрос. Уш сколько времени прошло.

– Значит, мне повторить?

– Неплохо бы.

– Как это утомительно.

Хватьзазад воздержался от очередного вздоха, боясь реакции своего собеседника.

– Давайте,- сказал тот дружественно.- Сделайте небольшое усилие.

Хватьзазад сделал, но оно вылилось в абсолютную мерзость:

– Имя фамилия место и дата рождения номер книжки социального страхования номер счета в банке номер сберегательной книжки квитанция за квартиру квитанция за воду квитанция за газ квитанция за электричество проездной на метро автобусный проездной квитанция из Левитана на мебель рекламный буклет к холодильнику связку ключей продовольственные карточки чистые листы с вашей подписью папскую буллу и тутти-фрутти валите-ка сюда скопом без разговоров все ваши документы. Я уж не требую того, что связано с машиной: водительские права запасные подфарники заграничные паспорта и тутти-кванти, поскольку, скорее всего, все это выше ваших возможностей.

– Господин полицейский, вы видите, там (жест) автобус стоит?

– Да.

– Я его водитель.

– А!

– Ну знаете ли, у вас плохая память. Вы меня еще не узнали?

Несколько успокоившись, Хватьзазад сел рядом на скамейку.

– Позвольте?
– спросил он.

– Пожалуйста, пожалуйста.

– Дело в том, что это не вполне соответствует уставу (молчание).

– И вообще, с общепринятыми нормами поведения сегодня у меня явный прокол,- добавил Хватьзазад.

– Неприятности?

– Не то слово. Облом. (Молчание.)

Хватьзазад добавил:

– Из-за женщин. (Молчание.) Хватьзазад продолжал:

– ...Меня душит желание исповедаться... исповедаться... одним словом, надо душу облегчить... я ведь столько всего могу рассказывать...

(Молчание.)

– Конечно,- сказал Федор Баланович. Какой-то комар влетел в световой конус фонарного столба. Перед тем, как впиться в еще не охваченные участки кожи, он хотел погреться. Это удалось ему в полной мере. Его обугленное тельце медленно опустилось на желтый асфальт.

– Давайте, начинайте,- сказал Федор Баланович.- А то рассказывать буду я.

– Нет, нет,- сказал Хватьзазад.- Поговорим еще немного обо мне.

Почесав свой волосяной покров и без того грязным ногтем, он произнес следующие слова, которым не преминул придать оттенок непредвзятости и даже некоторого благородства. Вот что он сказал:

– Я не буду говорить ни о моем детстве, ни о молодых годах. Не будем говорить и о полученном мною воспитании - его у меня попросту нет, об образовании я также говорить много не буду, ибо и с ним у меня плохо. Итак, я

подхожу к годам службы в армии, но и на этом я останавливаться не буду. Холостяком я был с самых ранних лет, и жизнь сделала из меня то, чем я стал.

Он замолк, чтобы на минутку предаться мечтаниям.

– Давайте, продолжайте,- сказал Федор Баланович,- а то я начну.

– Действительно, все не то и все не так,- сказал Хватьзазад.- И все это из-за женщины, встреченного мной сегодня утром.

– Встреченной.

– Встреченного.

– Встреченной, а не ного. Тетехи, что ли, которая за Габриелем увязалась?

– О! Нет. Не из-за нее. Кстати говоря, в этой я совсем разочаровался. Она отпустила меня на все четыре стороны - и какие это были стороны!
– она

даже не поломалась, чтобы меня удержать. Она хотела только одного увидеть танец Габриэллы, Габриэллы... Забавно. Определенно забавно.

– Это уж точно,- сказал Федор Баланович.- Ничто не может сравниться с номером Габриеля на Пляс де Пари, кто-кто, а я-то изучил бай-найтную жизнь этого города.

– Везет же вам,- рассеянно сказал Хватьзазад.

– Но я столько раз видел номер Габриеля, что мне это уже надоело, тут уж ничего не скажешь. И потом он не обновляет свой репертуар. Что поделаешь, с артистами так часто бывает. Придумают что-нибудь, а потом повторяются до бесконечности. Надо признать, что все мы так, только каждый - в своей области.

– Все, но не я,- с обезоруживающей простотой сказал Хватьзазад.- Я все время разное придумываю.

– Это потому, что вы еще ничего стоящего не придумали. Вы просто себя еще не нашли, вот что. Но как только вы чего-нибудь добьетесь, чего-нибудь стоящего, вы на этом и остановитесь. Поскольку до сих пор вы блестящих результатов явно не добились. Это видно невооруженным глазом: вид у вас жалкий.

– Даже в форме?

– Форма тут ни при чем. Опечаленный Хватьзазад замолчал.

– Эй, так к чему же вы все это?
– спросил Федор Баланович.

– И сам не знаю. Я жду мадам Авот'ю.

– А я попросту жду своих дураков, чтобы отвести их обратно в гостиницу, поскольку завтра рано утром они уезжают любоваться седыми камнями Гибралтара. Таков уж их маршрут.

– Везет же им,- рассеянно прошептал Хватьзазад.

Федор Баланович пожал плечами, не удостоив эту реплику комментария.

В эту минуту послышались выкрики и стенанья:

"Старый ломбард" закрывался.

– Лучше поздно, чем никогда,- сказал Федор Баланович.

Он встал и пошел к автобусу. Ушел просто так, ни здрасьте вам, ни до свидания.

Хватьзазад тоже встал. Постоял в нерешительности. Бродяги спали. Комар сдох.

Федор Баланович несколько раз посигналил, чтобы собрать свою паству. Агнцы с восторгом обменивались впечатлениями о приятном прекрасном вечере, и теперь, стараясь друг друга переговорить, передавали друг другу свои закодированные на родном наречии восторги. Состоялось взаимное прощание. Женская половина толпилась вокруг Габриеля и пыталась поцеловать его, мужская не решалась.