Здравствуй, племя младое, незнакомое!
Шрифт:
– Ну вот, – сказал Валерка. – А ты, Юль, не будешь с нами?
Юлька фыркнула и ушла к плите.
– Это она злиться, – наклонившись к Николаю, прошептал Валерка, – из-за того, что я выпил вчера. Я-то ведь так давно уже не пью. Она меня и не видела таким ни разу. Вот почему.
Николай кивнул, и они выпили. Терпкое легкое вино. На столе появился завтрак. Валерка лениво поковырялся в тарелке, потом налил еще по стаканчику и вздохнул:
– И в церковь я сегодня не попал.
Николай поднял стакан.
– Да куда ж в таком-то виде, – подняв свой стакан, продолжал рассуждать Валерка, потом он выпил и решительно отодвинул тарелку с завтраком. – У тебя какие планы? – спросил он Николая.
– Никаких.
– Ну и отлично! Мы сейчас прогуляемся,
– Мне бы узнать расписание электричек.
– О! И на вокзал зайдем!
– А ты что, уезжаешь? – оторвалась от плиты Юлька.
Николай помолчал, потом сказал:
– Надо узнать расписание.
– К обеду-то вас ждать? – поинтересовалась Юлька, когда они уже выбирались из дома на свет Божий.
– Жди, – ответил Валерка.
Но к обеду они не пришли. Они заявились часов в шесть, причем Валерка еле держался на ногах и все пытался рассказать где они были, но у него получалось только «где мы только не были, где мы только не были...», то есть они были везде. И это отчасти было верно, потому как Валерку и его друга знаменитого (посетив поселок, Николай действительно в глазах поселковых стал знаменитым) тележурналиста видел весь поселок. И надо же – какой этот простой парень тележуналист-то, даром что знаменитый, и у пивного ларька с мужиками душевно поговорил, никого не обидел, и на железнодорожной станции, сначала он все торчал у кассы, но это потому, что хотел поточнее выяснить расписание, а после, выйдя из пристанционной рюмочной, сорвал тут же цветок, вернулся и подарил его кассирше Вале, которая до того обалдела от такого подарка – хотя цветы эти и росли зарослями под окном ее же кассы – что потеряла дар речи и совсем забыла поблагодарить знаменитого журналиста, а только дурашливо пискнула «ой!» и расплылась в идиотской улыбке, а тележурналист еще так галантно ей при этом поклонился, что всем, кто эту сцену видел, стало решительно Вальку жаль. Но тележурналист с Валеркой ушли, а Валька объявила технический перерыв и на пятнадцать минут закрыла кассу. А еще они зашли к разведенке Людке, и соседям слышно было, что Валерка громко доказывал что-то про телевизор и будильник и каждый раз приговаривал: «Ну ты, Людк, подтверди ему, подтверди!» И от нее они вышли несколько нетвердо, и Людка проводила их до калитки, и глаза у ней были печальные и задумчивые, видно, она соображала, чтобы такое у ней еще могло потребовать починки. Дальше след их на некоторое время затерялся в кустах за продуктовым магазином, и уже из кустов они направились к дому груженые как два бомбовоза, при этом тележурналист пытался петь: «Мы летим, ковыляя, во мгле, мы летим на последнем крыле...» Хотя про мглу он, конечно, завирал, потому что солнце светило во всю, и для начала мая было даже жарковато, а вот на счет одного крыла полная правда, потому что если считать Валерку одним крылом, а тележурналиста другим, то крыло было действительно одно. Так они пропылили почти через весь поселок, и тележурналист оставил очень приятное впечатление.
– Мы немного выпили, – сообщил по прибытии Валерка, эта фраза получилась у него довольно четко, видно, он репетировал ее всю дорогу.
– Юленька, прости нас, грешных, – почти пропел Николай, у него было явно песенное настроение, и сбросил Валерку на кухонный табурет. – Мы все компенсируем теплом и любовью, – и он, чуть качнувшись, от избытка чувств слегка приобнял Юльку, конечно, без всякого умысла, а та, видно, чтобы не дать упасть покачнувшемуся гостю, плеч убирать не стала.
– Так, значит, ты не уехал? – спросила она.
– Нет, – и, помолчав, посмотрел на часы: – Но последняя электричка идет через два с половиной часа.
– Никуда ты не поедешь, – вдруг рассердилась Юлька.
– Да, я останусь у вас навечно.
– Оставайся, – отозвался, вроде бы уже задремавший Валерка.
– Нет, старик, на работу завтра.
– Юль, ему на работу завтра, – развел руками Валерка.
– И что
– В принципе, можно все.
– Вот.
А Валерка вздохнул и печально-печально произнес:
– А я вот свою работу оставить не могу.
– Я могу уехать первой семичасовой электричкой.
– Вот, – опять сказала Юлька.
– Тогда мы поступим следующим образом, – тоном главнокомандующего распорядился Николай. – Сейчас мы с Валеркой два часа подремем. Потом очухиваемся и приводим себя в порядок к трудовой неделе. Ты как? – спросил он Валерку.
Валерка что-то хотел сказать, но только молча поднял руку.
– Так – двое «за», воздержавшийся «один», большинством голосов принимается. Юленька, солнышко, мне куда, в детскую?
Юлька кивнула.
– Я пошел выполнять постановление, – и Николай ушел в детскую.
А Юлька, внимательно посмотрев на мужа, сказала:
– Ты не разнюнивайся больно, сейчас Катьку к родителям повезешь.
– Зачем? – глухо отозвался Валера.
– А чего ей тут делать? Вы пьянствуете, а она тут крутиться будет? Мне тут с вами бы разобраться... Пусть у родителей ночует, а завтра в садик я ее утром заберу. Давай вставай, не куксись.
Валерка приподнял тяжелые веки.
– А может, ты это... сама.
– Я ужин буду готовить. Кормить-то вас чем-то надо. Да и вредно на закате спать, голова потом еще больше болеть будет.
Валерка кивнул и попробовал встать, но тут же сел на место.
– Сиди пока, – она ушла в комнату, где дочь таскала, схватив за передние лапы, из угла в угол серую равнодушную кошку.
Дочь она усадила в колясочку, дала в руки ляльку, и со словами: «За одно и проветришься», – выставила Валерку за дверь, дала ориентир и скрылась в доме. Валерка постоял какое-то время в нерешительности, потом несмело, толкнув колясочку, сделал шаг, свежий воздух действительно придал бодрости. «А какой ужин, – подумал он, – если мы обед дома не ели». И он даже прекратил на время движение от нечаянной догадки, но тут его подхватили под локоток, и он увидел рядом с собой Юльку.
– Ладно уж, – сказала она, – прогуляюсь с тобой, – и добавила: – разве ж я тебя брошу.
И Валерка преисполнился радости и гордости за свою жену.
– А Николай? – спросил он.
– Спит, – равнодушно ответила Юлька. – Я его на ключ закрыла. Пусть.
– Ну да, – сгладился Валерка. И весь поселок видел, как они шли вдвоем по вечерним улицам и впереди них катилась колясочка, а потом они шли так же рядышком домой, и «какая славная пара» говорили в поселке.
Николай проснулся ровно через два часа. Он был бодр, свеж и готов жить дальше. Его несколько удивило отсутствие хозяев. Он подергал ручку на входной двери, обнаружил, что заперт и улыбнулся, наверное, подумал, что его закрыли, чтобы не сбежал. Тогда он нашел початую утром банку с вином, с терпким легким вином. Ну а тут и хозяева вернулись.
Ужин был по высшему разряду, уж Юлька расстаралась, и она опять принарядилась, только на этот раз надела симпатичненькое платьице, в котором она немного напоминала школьницу, а Николай так и сыпал комплиментами и опять рассказывал наизабавнейшие истории, в общем, все было великолепно. А после, взяв недопитую банку, все снова отправились на диванчик, и снова была чудная ночь, и жаль было, что уже завтра рано утром надо на работу. Валерка опять скопытился. Ну это ясное дело, ему-то не удалось поспать, и хоть он прогулялся и продышался, но надолго его не хватило. В общем, Юлька его скоро опять увела спать. А Николай остался сидеть любоваться на звезды и улыбаться своей плутовской улыбочкой, будто все про всех ему дано известно, и он сидел так и поигрывал стаканом, в котором было налито терпкое легкое вино, а может, он и не смотрел на звезды, а раз уж он действительно, судя по его улыбочке, все про всех знал, то, может быть, он сам себе объяснял, с чего бы это Юльке сегодня с утра понадобилось придумывать сцену ревности, уж не из-за того ли, чтобы что-то оправдать, а может, он и не объяснял себе ничего, а просто ждал, потягивая терпкое легкое вино.