Здравствуй, племя младое, незнакомое!
Шрифт:
Мишкина мать так и говорила:
– Вот мальчик-то какой хороший! И учится хорошо, и всегда чистенький, опрятный, не хулиган, как ты и твои дружки! Счастливая мать, которая имеет такого ребенка! Вот подружился бы ты с Сашей, как хорошо бы было! И я бы так не переживала за то, что ты что-нибудь отчебучишь! Может быть, от него хоть чего-нибудь хорошего набрался!
И, обращаясь к отцу, вздыхала:
– Да... Вот, Коль, Нинка-то, какого мальчика воспитала, даром что без мужа!
Мишка не знал, где отец Саши Гришина и почему он не живет с семьей. Может быть, умер? Мать Саши Гришина была высокая худая женщина с какими-то бесцветными волосами и вечно испуганными глазами. Она работала на заводе чертежницей и часто брала работу на дом. Окна комнаты Саши Гришина были прямо напротив, и из кухонного окна
– Ой, Коль, ты глянь-ка, опять Нинка убивается: на дом работу взяла. А все для сынка своего старается. Вот мальчик-то у нее... – и в сторону Мишки: – не чета нашему!
Отец обычно от каких-либо комментариев по поводу Саши Гришина и его образа жизни воздерживался.
Саша Гришин часто болел, простужался и почти всегда, даже летом, ходил с повязкой на горле. Он учился в параллельном классе, но и в школе он тоже ни с кем из ребят не дружил. На переменках обычно сидел на лавочке с девчонками и о чем-то с ними шушукался. Если его вызывали к доске, он примерно рассказывал урок, получал свою четверку или пятерку и, зардевшись от обязательной похвалы учительницы, тихонько садился на свою первую парту.
Однажды Мишка, которого родители застукали за курением и жестоко наказали ремнем и длительным сидением дома, в порыве смутных чувств, пытаясь загладить свою вину и сделать родителям хоть что-нибудь приятное, решил: как только выйду на свободу, обязательно подружусь с Сашей Гришиным и тоже стану примерным мальчиком.
Он уже явственно представлял себе, как, отрешившись от шумного и грешного мира, он будет «набираться хорошего» от Саши Гришина, как будет ходить «чистым и опрятным», тщательно учить уроки, может быть, даже вместе с Сашей Гришиным у себя или у него дома. И что теперь в школе он не будет прятаться за головы впереди сидящих учеников, когда учительница, обводя класс глазами, будет решать, кого вызвать к доске отвечать урок. Он теперь будет встречать ее взгляд гордо, твердо и прямо, глазами первого ученика, который тянет на «отлично» или даже (чем черт не шутит!) на золотую медаль. И никто больше не скажет про него, что он «пропащий», и что «своей смертью не помрет», и что «горбатого могила исправит». И пусть отвернутся от него ребята из команды, ему на это наплевать! И Мишка представлял себя молодым и хорошим парнем, который, попав под дурное влияние улицы, связался с хулиганами. Нет. Даже не с хулиганами, а, скажем, с бандитами. Но потом жизнь сама расставила все на свои места, он понял, в какую пропасть мог бы упасть и полностью потеряться для общества. Для яркости образа Мишка попытался вспомнить хоть что-то преступное, во что «дурная компания» вовлекала или могла бы его вовлечь, но ничего подходящего, кроме курения подобранных на остановке автобуса окурков или сухих листьев, а также драк с «медведьевскими», на ум не приходило. Ну, можно, конечно, присовокупить еще сквернословие или карточные игры. Правда, играли ребята не на деньги, а на «шалабаны по лбу» или «картой по носу», но и это, конечно же, нехорошо! Хотя, конечно, все это мелковато... А больше вроде бы и нечего припомнить такого... преступного. Вот дела! Даже в милицию ни разу не вызывали... Вообще-то, странно, чего родители к нему все время цепляются с этой «дурной компанией»? Ведь ничего «дурного» и не припомнить, даже если очень захочется... Ну и ладно... Решение все равно уже принято! Поэтому нужно перевоспитываться. А недостаток криминала, в крайнем случае, можно восполнить фантазиями. Мало ли что «дурная компания» могла сотворить в будущем. Вон и мать все время твердит, что вся их команда кончит тюрьмой. Вот и пускай. А он наконец-то распрощается с грязным и преступным прошлым и станет на правильный и светлый путь исправления.
Настроив себя таким образом, Мишка вдруг ощутил, что чувствовать себя раскаявшимся грешником даже приятно. Он подумал, что теперь, наверное, все люди будут к нему относиться более предупредительно и осторожно, чтобы ненароком не напоминать о «темном прошлом». И кто знает, может быть, его теперь даже полюбит какая-нибудь хорошая девочка, которая вдруг увидит за грубоватыми манерами молчаливого и сурового, побитого жизнью человека чуткую романтическую и
Мрачно упиваясь образом старого уголовника, решившего «завязать», Мишка тщательно почистил ботинки, оделся поприличнее и вышел во двор начинать «новую жизнь». Здесь было пусто. Послонявшись вокруг лавочек и стола, Мишка нехотя пошел к пятому дому.
Еще не дойдя до угла, Мишка увидел, что Саша Гришин, а с ним еще три или четыре девчонки сидели на корточках около сараев и что-то чертили на земле. Мысленно «прикинув» этих девчонок, Мишка убедился, что ни одна из них не сравнится с Ленкой, а тем более – с госпожой Бонасье.
Тем не менее все условия для начала «исправительного процесса» были налицо. Вот тебе и случай, подумал Мишка, пожалуйста, можно прямо сейчас переступить ту невидимую грань, которая отделяет мрачное прошлое от светлого будущего. Надо только решиться сделать шаг! Хоть бы никого из команды там сейчас не было, мелькнула малодушная мыслишка.
Но не тут-то было! Пройдя еще пару шагов, Мишка увидел, что вся компания, в полном сборе, сидела на бревнах и играла в карты.
Он в замешательстве остановился.
– О! Мишку выпустили! – воскликнул Сидор.
– Мишка, иди сюда, мы в «дурака» на высадку играем! – крикнул Грузин.
Вспомнив, как отвечал на такие предложения Саша Гришин, раскаявшийся грешник вежливо и холодно ответил:
– Спасибо, я не хочу...
И, пересилив себя, Мишка, под насмешливыми взглядами всей команды, подошел к Саше и спертым голосом произнес:
– Здравствуй, Саш... Как дела? Играете?
Саша Гришин удивился и насторожился, очевидно, заподозрив в Мишкином подходе провокацию.
– Да... Играем... – односложно ответил он.
Присмотревшись, Мишка увидел, что на земле расчерчены какие-то квадраты и прямоугольники, а в них девчонки расставляли игрушечную посуду, укладывали кукол.
– Это что, дом, что ли? – вяло, поинтересовался Мишка, а про себя подумал: может быть, ну его, это перевоспитание. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, о чем говорить с Сашей Гришиным и этими девчонками.
– Да, это квартира, – ответил Саша Гришин.
Он внимательно посмотрел на Мишку, затем на команду на бревнах, затем снова на Мишку и продолжил:
– Вот прихожая, вот кухня, а здесь спальня... а вот тут гостиная...
– Мне кажется, что спальню надо сделать на южную, солнечную сторону, – тоненьким манерным голоском озабоченно проговорила одна из девчонок, – а то я очень беспокоюсь за здоровье Марины...
При этом она поправила рукой волосы и исподтишка с любопытством взглянула на Мишку.
– Какой Марины? – оторопело спросил Мишка.
– Моей дочки Марины, – сказала девчонка, подобрала с земли куклу и стала кутать ее в какую-то тряпицу, – она вчера очень кашляла... Не плачь, детка моя, сейчас я вызову тебе доктора...
Мишка покраснел и замолчал, не зная, что сказать.
На всю команду Мишкин поступок произвел впечатление удара грома среди ясного неба.
– Чего это он? – недоуменно спросил Славка-Погорел, оглядываясь на соратников.
Сидор, скосив глаза, только развел руками.
– Миш, да иди же, что ты с этими дурами разговариваешь! – кричал прямолинейный Грузин.
– А у него, наверное, мозги набекрень встали после того, как отец его ремнем отходил, – ехидно заявил Юрка, – я даже на улице слышал: отец его порет, а он молчит. А мать его приговаривает: «Вот дубина бесчувственная, что ж ты издеваешься над родителями, нормальный ребенок хоть бы закричал или заплакал! А этот молчит, хоть кол ему на голове теши!» А потом еще сколько его на улицу не выпускали. Одичал, наверное!