Зеленый луч №2 2017
Шрифт:
Глава 7
Мыльная опера
А та самая – другая – Оксана, в тот день стояла в своей комнате у окна. Судя по часам, день близился к вечеру, но неба за окном видно не было. Не было видно и деревьев, кустов, газонов – вообще ничего живого, только бесконечно простиравшаяся во все стороны стена, со множеством безликих окон, и залитый асфальтом двор. Время от времени из-за стены доносились звуки прибывавших и отбывавших поездов – за стеною был вокзал.
На самом деле Оксана была не совсем Оксаной, была она Ксенией, а украинская форма этого имени возникла в ее жизни в связи с фамильными корнями, уходившими куда-то в сторону Юзовки (теперешний Донецк) и Полтавы. В
Так вот, Ксения стояла у окна и смотрела на стену напротив. Стена изгибалась и справа, и слева, старательно ограждая, замыкая пространство двора. Со своего третьего этажа Ксения, как ни старалась, как ни крутила головой, не могла увидеть ни цвета неба над городом, ни формы облаков, ни высоты солнца над горизонтом. О ветре она тоже ничего не могла знать, поскольку не было деревьев, которые бы качали ветвями в такт его порывам, и не было открытых балконов, на которых развевалось бы от ветра белье – только застекленные лоджии. Вечерами двор освещался фарами въезжавших и выезжавших машин, время от времени зажигались или гасли окна в какой-нибудь квартире. Еще иногда в каком-то окне двигались чьи-то тени, но даже они не казались живыми и напоминали, скорей, давным-давно зафиксированные движущиеся картинки, включавшиеся и выключавшиеся по расписанию. И все-таки это было движение, это были перемены. А днем стена оставалось безучастно серой, и мутные стекла окон и лоджий тупо смотрели на такую же серую стену напротив.
Разнообразием отличались только оконные рамы, Ксения изучала их подолгу, определяя по ним вкус и достаток хозяев, но ни характеров, ни судеб этих людей понять не могла – казалось, за этой вечной стеной не могло быть ничего такого, о чем стоило бы мечтать или сожалеть. А ведь наверняка люди, жившие там, гордились и радовались своему жилью – престижный район, квартиры улучшенной планировки. Они обустраивали его, как могли, предполагая завещать впоследствии своим детям и внукам, – и Ксения с ужасом думала, что за поколения могут вырасти из детей, которым предстоит всю жизнь видеть из своих окон эту кошмарную стену. Утром и вечером, зимой и летом – стена. Иногда она видела этих детей, скитавшихся без дела по пустынному двору, игравших в «резиночки» или «классики». Их было поразительно мало для такого многоквартирного дома, скорей всего, большая часть их сидела дома за компьютерами и телевизорами, не понимая, что бывает и другое детство – с тропинками, проложенными мимо влажных, клонящихся от росы стеблей, с высокими кронами деревьев, сквозь которые солнце рассыпается по земле пестрыми веснушками, с журчащей в водогоне водой, по которой можно пускать кораблики, сделанные из щепок…
Но что толку, что в ее детстве все это было? Разве не стоит она сейчас в этой самой комнате, не смотрит в это самое окно?
Телевизор за стеной испускал томительные, слезомойные звуки. Maman смотрела свои сериалы. Ксения морщилась от них, болела от них, и все же помалкивала, стараясь понять пожилую женщину, которой только и осталось радости, что спасительная иллюзия красивой жизни, с роковыми влюбленностями, потерянными памятями и вновь обретенными детьми.
Зазвонил телефон.
– Але! Але, я слушаю!
– Окся?
– Да, да! Слушаю я!
Пауза.
– Да слушаю же я, говорите!
– Легко сказать – говорите!
Голос был наигранно бодр и слегка отдавал алкоголем. «О, витязь, то была Наина…» – успела подумать Ксения, а Наина, в просторечии – Нинок, так же бодро продолжала:
– Мне недавно сон приснился: выхожу я замуж, а свадебное платье цвета камуфляж… Нет, не так – в цветах камуфляжа. В цветах камуфляжа! Ха-ха! Представляешь, камуфляж – и весь в цветах!..
Наину Ксения
– Опять в ларьке «Рябиновая» появилась?
– И уже кончилась. Осталась «Симфония любви». Ха-ха, в моем исполнении!
– Снова с Колей полаялись?
– С Колей? С каким Колей? Нет никакого Коли. Больше нет никакого Коли!
– Ему уже внуков пора иметь. А вы там всё никак не успокоитесь…
– Мы успокоились. Мы абсолютно спокойны. О ком ты там сейчас спрашивала?
– Подъехать, что ли, надо?
– Зачем?
Что-то такое было в ее голосе, какое-то нарушение гармонии:
– Говорю же – все прекрасно! Замечательно!.. Я тут тебе телефоны кое-какие записала… тебе потом передадут… Рукописи, дневники…
– Какие дневники? Что там у Коли?
– Я же сказала: его нет. Совсем нет. Ты меня навещать будешь?
– Где навещать?
Гудки в трубке.
Ксения уже привычно почувствовала мелкую дрожь в руках – предвкушение неприятностей. Что там эта гармоничная женщина натворила?
Она принялась набирать ее номер. Трубка запипикала короткими гудками.
– Вот скотина!
Ксения в некотором смятении походила по комнате, потом начала собираться. Что-то там случилось, какая-то драма. Драмы в их жизни случались часто, зато отличались большим разнообразием. Она попробовала проанализировать их сумбурный разговор. В отличие от Коли, который всякий раз начинал со всеми прощаться, убежденный, что недолго ему осталось, подруга не была склонна к преувеличениям. Куда же это она должна приходить к ней? Не на кладбище же! А куда? В дурдом? В КПЗ?
Впрочем, все эти рассуждения были не более чем игрою ума. Ксения не раз уже сталкивалась с подобными задачками и никогда не угадывала. Угадать было просто невозможно.
Друзья не давали ей скучать, ее друзья, никогда не смотрящие сериалов по телевизору, жили активной, подчас чересчур активной жизнью. И она была непременной участницей всего, что с ними происходило. Они просто не могли без нее обойтись, они искали в ней утешения и ободрения, они звонили и приходили, они не забывали ее ни в радости, ни в горе. И знаете, почему это было удивительно?
Да потому что ранние годы нашей героини явно сулили ей жизнь «синего чулка», книжной девочки, любящей уединение, созерцание, философствование… Была она слабенькой, болезненной и совершенно неспортивной, шумных детских игр сторонилась, – на качелях у нее кружилась голова, скатываться с горки – горка во дворе была деревянной – она боялась из-за чудящихся ей повсюду заноз, притаившихся где-то на отполированной многими попками поверхности, боялась залезать на турник, потому что оттуда больно падать. Вообще, чего только она не боялась: велосипедов, паутины, водной глубины, ружей в соседнем тире, – и оттого, может быть, с особым трепетом воображала себя какой-нибудь новой Жанной Д'Арк, скачущей на коне впереди войска, или искательницей сокровищ, спускающейся в мрачные подземелья, или владеющей всеми известными боевыми искусствами разведчицей. Но воображать-то мало, хотелось на деле играть роли первого плана, ох, как хотелось! И Ксения предлагала друзьям-подружкам вместо банальных подвижных игр сложные и таинственные «экспедиции», с рисованием карт и поиском спрятанных предметов. Такие игры не требовали хорошей физической подготовки и позволяли совершать всякие подвиги в воображении. Но друзьям-подружкам некуда было девать свою молодую энергию, так что вскоре они обхахатывали все самое романтическое и возвращались к своим мячам, качелям и велосипедам.