Зелёный щит нашей планеты

Овчинников Николай Николаевич

Мое зрение затуманилось. Я слишком хорошо знала это чувство. Из-за усталости, боли и потери крови я теряла сознание. Я попыталась сморгнуть пелену перед глазами и обнаружила, что две женщины покачиваются. Вся улица раскачивалась, словно танцуя под заунывную мелодию, которую я не могла расслышать.

— Вы пролили кровь на улицах Ро'шана, — сказала Сильва, и ее голос прозвучал как тихая музыка, убаюкивающая меня. Мои глаза закрылись, а конечности ослабли. — Это делает ваше дело заботой Ранд. И любая забота моей матери — это и моя забота.

Я потеряла сознание во второй раз за этот день.

Глава 16

Боль — понятие относительное. Мы все ее чувствуем; земляне, пахты, гарны, рыбы, аббаны, змеи, даже Ранд и Джинны чувствуют боль; поверь мне, я была причиной

многих из них.

Но существуют сотни различных форм боли, и каждый человек испытывает ее по-своему. Это понятие, идея, имеющая столько же различных выражений, сколько звезд на небе. Император Террелана считал себя знатоком боли и утверждал, что землянин может издать двадцать один различный крик боли в зависимости от воздействующего на них раздражителя. Высоко в горах Эрекфенд я встретила тарена, который способен подавлять боль, входя в транс, похожий на глубочайшую медитацию. Я пыталась освоить эту технику, но я не в состоянии настолько сосредоточиться. Кроме того, эти тарены, похоже, не способны ощущать не только боль, но и радость. Интересно, не в этом ли все дело — в необходимости испытать одно, чтобы оценить другое? Но я могу сказать только одно — из всех самых страшных проявлений боли, которые я испытала, удар мечом занимает одно из первых мест в моем списке.

Когда я пришла в себя, в голове у меня стучало, во рту был привкус поджаренного на солнце слизня, и я слышала голоса, негромкие, но настойчивые. Люди спорили, и я уверена, что услышала и свое имя. Я открыла глаза и увидела горизонтальные металлические прутья, заделанные в кость стен вокруг нас. Хардт склонился надо мной, морщась от собственной боли, но сначала занимаясь моей. Он обернул что-то вокруг моего левого плеча, отчего оно вспыхнуло такой болью, что мои ногти впились в ладони.

Хардт улыбнулся мне усталой улыбкой облегчения. «Я боялся, что на этот раз мы потеряем тебя», — сказал он.

Тамура пристроился рядом с Хардтом, глядя на меня сверху вниз. «Когда едешь верхом на лошади, неразумно пересекать лед». Его взгляд скользнул к моему животу, и я поняла, что он имел в виду.

Мертвый внутри.

Я протянула руку и обхватила выпуклость своего живота, меня трясло от страха. Я ничего не чувствовала под своим прикосновением, никакого движения, никакого ощущения жизни. Ничего. Неужели я действительно прошла через столь многое, чтобы потерять ребенка на пороге безопасности? Неужели я могу предложить ему так мало, что не смогу даже дать ему жизнь? Я почувствовала сильный зов пустоты, жалость и горе перехватывали дыхание, подталкивая меня к краю.

Она жива, сказал Сссеракис. Я почувствовала что-то от ужаса. Отвращение. Это должно было вызвать во мне страх, а не жалость или горе.

— Что? — Я не контролировала свои эмоции, как корабль, заблудившийся во время шторма, который тянет то в одну, то в другую сторону, полностью отданный на милость океана.

— Выглядит не очень хорошо, — сказал Хардт, и я поняла, что он говорит о моем плече. — Эта женщина, Сильва. Она главная или что-то в этом роде. Дала мне несколько бинтов, но ничего, чтобы промыть рану или закрыть ее. Возможно, я смогу остановить кровотечение, но не смогу должным образом обработать рану. — Он стиснул зубы и завязал повязку на моем плече чуть туже, чем намеревался. Я ахнула, и он извинился.

Медленная смерть. Ты истекаешь кровью, запертая в камере. С таким же успехом ты могла бы снова оказаться в Яме. По крайней мере, там, внизу, была темнота. Я проигнорировала слова ужаса. Главным образом потому, что это было проще, чем смотреть правде в глаза, но также и потому, что я пыталась сосредоточиться на споре, происходившем за пределами нашей маленькой камеры.

Тамура прислонился к решетке и уставился вперед, наблюдая за происходящим спором с выражением крайней сосредоточенности на лице. Мы были в камере, в тюрьме, с караульным помещением за нашей решеткой. В этой караулке Сильва спорила с напавшей на меня женщиной, в то время как двое других терреланцев стояли неподалеку под охраной солдата-пахта.

— Она из какой-то элитной гвардии Террелана, — сказал Хардт. — Назвала себя Преной Нералис.

Тамура оглянулся на меня. «Первый клинок императора». Он хихикнул

Хардт хмыкнул. «Другая женщина назвала себя Сильвой. Утверждает, что она дочь Ранд». Я даже не была уверена, что такое возможно.

Во всех историях, которые

нам рассказывают в детстве, говорится, что Ранд и Джинны — боги; всезнающие, всемогущие, и они выше забот о нас, смертных. Эти истории не совсем правдивы, но в них есть крупицы правды, как и в большинстве хороших историй. Некоторые говорят, что, сражаясь между собой, Ранд и Джинны создали мир и все, что в нем есть, включая нас. Другие говорят, что они просто улучшили то, что уже было. Я думаю, правда в том, что Ранд и Джинны были слишком заняты уничтожением друг друга, чтобы создавать что-либо еще. Я много читала на эту тему и даже разговаривала с нашими так называемыми богами. И вот что я знаю точно: раньше их было гораздо больше, сотни или даже тысячи, и чем больше их было, тем более могущественными они были. Но они спорили и сражались из-за мира, а когда боги сражаются, страдаем мы, смертные. На западной стороне Иши, в землях, которые когда-то были Орраном, есть кратер, такой широкий, что требуется три дня, чтобы дойти от одного края до другого. Там не растет ничего, кроме камней. Кажется странным говорить, что камень может расти, но я уже давно поняла, что правда часто нарушает правила того, что мы считаем возможным. Этот кратер — выжженная земля, полная зазубренных скал, древних руин и призраков. И он появился потому, что Ранд и Джинны воевали друг с другом. И это не единственное доказательство их могущества. В Полазии, глубоко в пустыне, есть оазис, где воды красные, а деревья фиолетовые. Над этим оазисом небо раскололось, и сквозь зазубренный шрам над ним на мир смотрит огромный глаз. И все же, во всех историях, которые я слышала о Ранд, ничего не говорилось о том, что у них могут быть дети. И все же Сильва стояла там, сияющая, как рассвет, и являя собой живое доказательство невозможного.

Я с трудом села, с благодарностью приняв помощь Хардта, а затем еще сильнее схватилась за него, чтобы встать. Я тяжело оперлась на своего друга, но мужчина такого роста, как Хардт, редко ворчит на дополнительный вес такого легкого человека, как я. Вместе мы, спотыкаясь, подошли к решетке и посмотрели на спор, который должен был решить нашу судьбу. Караульное помещение за нашей камерой было скромным, всего лишь стол и несколько стульев. В дверном проеме, освещенные льющимся снаружи светом, стояли силуэты двух мужчин, одетых в черно-красно-золотую форму. Я дотронулась рукой до кисета с табаком только для того, чтобы обнаружить его пропажу, и волна страха, пронзившая меня, заставила Сссеракиса ожить и начать питаться им. Возможно, это было мое воображение, но я уверена, что в комнате на мгновение потемнело. Может быть, солнце просто скрылось за облаками. В комнате была еще одна женщина, одинокая пахт, прислонившаяся к дальней стене; она стояла, скрестив руки на груди и не сводя прищуренных глаз с двух мужчин и их оружия. Я никогда не была сильна в оценке выражений лица пахтов — у них просто слишком много шерсти, чтобы я могла уловить все тонкости, — но мне определенно показалось, что она ухмыляется, глядя на мужчин.

Тамура взглянул на меня и постучал по прутьям решетки. «Снова в ловушке. Но, посмотри, звезды». Он указал на единственное окно, но я смогла увидеть сквозь него только размытую голубизну неба. Днем звезд не может быть видно. Возможно, в его словах был какой-то глубокий смысл, но я думаю, что нет. Он просто любит звезды.

Напавшая на меня Прена Нералис посмотрела мимо Сильвы, и ее темные глаза встретились с моими. На ее лице были глубокие морщины, но не от возраста, а от пережитого. Я никогда раньше не слышала об элитной терреланской гвардии, но я знала, что чары на ее доспехах защитят ее от большинства врагов, а меч, который она носила, был не просто клинком. В тот день, когда наши луны-близнецы заключили друг друга в разрушительные объятия, с них упали десять видов оружия, и этот меч был одним из них. Она снова перевела взгляд на Сильву, и спор продолжился.

— Она военная преступница и скрывается от правосудия Террелана, — сказала Прена твердым голосом с резким акцентом жительницы центральной части Террелана. Я всегда ненавидела манеру говорить людей из Джанторроу.

— Мы не на земле Террелана, — сказала Сильва. Ее голос был сильным, властным, но говорила она тихо.

— Мы над ней, — резко сказала Прена. — Ваш якорь покоится на земле Террелана, и пока это так, пока вы и ваш город витаете над нашими землями, вы будете уступать нашим требованиям в вопросах государственной безопасности. Эскара Хелсене скрывается от правосудия, ее разыскивают за преступления против Терреланской империи.