Земля надежды
Шрифт:
Она помедлила с ответом.
— Ты оставил ее по своей воле?
Джон не мог найти простой ответ.
— Она спасла мне жизнь, — сказал он. — Я умирал от голода в лесу, она взяла меня к повхатанам, и они согласились принять меня только из-за нее.
Эстер кивнула.
— Но ты оставил ее по своей доброй воле? Ты сам решил оставить ее и вернуться домой, ко мне?
— Да, — сказал Джон. — Да.
Наглая ложь, как камень, упала в лужицу света свечи у постели.
Джон забрался в постель рядом с Эстер и взял ее руку. После бронзовой кожи Сакаханны
С чувством облегчения он ощутил, как медленно нарастает желание. По крайней мере, он сможет выполнить чисто физический акт, даже если его сердце не будет задействовано целиком и полностью. Он повернул ее руку ладонью вверх и поцеловал в самую серединку.
Эстер положила руку ему на плечо и погладила коротко стриженные волоски на затылке.
— Ты все еще любишь ее?
Он быстро взглянул на лицо Эстер. Она смотрела на него сосредоточенно и серьезно. Она не выглядела разгневанной, хотя имела на это полное право. Он рискнул сказать правду.
— Не так, как тебя. Но это правда. Я в самом деле люблю ее.
— Ты никогда не любил меня, — уверенно сказала она. — Ты женился на мне, потому что тебе нужно было как-то устроить свою жизнь. Я думаю, иногда ты испытывал ко мне благодарность и симпатию. Но наш брак никогда не был браком по любви, и я никогда не притворялась, что это так.
Ее честность встревожила его.
— Эстер…
— Я не хочу, чтобы мы притворялись, — сказала она. — Я предпочитаю знать правду, а не жить в мире притворства.
— Ты хочешь, чтобы я оставил тебя?
— Нет! — быстро сказала она. — Я вовсе не это хотела сказать.
— Но ты сказала…
Она вздохнула.
— Я сказала, ты женился на мне ради собственного удобства, чтобы я заботилась о твоих детях, присматривала за редкостями и за садом. Но ведь и я вышла за тебя, потому что мне нужно было где-то жить, нужно было имя, и, кроме того…
Она улыбнулась ему робкой дружеской улыбкой.
— Я любила тебя, Джон. С того самого момента, когда ты вошел в дом, а я спустилась по лестнице и увидела тебя.
Он взял ее за подбородок и повернул лицо к себе. Ее щеки разрумянились от смущения, но она решительно смотрела ему в глаза своим прямым темным взглядом.
— И ты прощаешь меня?
Она слегка повела плечами:
— Конечно. Ты же вернулся ко мне.
— И все еще любишь меня?
— Разумеется. С чего это мне меняться?
— Потому что я причинил тебе зло.
— Ты собираешься остаться дома? — спросила она со своей обычной практической прямотой.
— Да, я остаюсь.
— Тогда я прощаю тебя.
Он помолчал.
— Как ты думаешь, мы можем еще раз начать сначала? — спросил он. — С твоей любовью ко мне и моим желанием научиться любить тебя?
Румянец на ее щеках разгорался все ярче. Он заметил, что маленький беленький бантик на воротнике ночной рубахи задрожал от ее ускорившегося дыхания.
— Думаешь,
Джон выпустил ее руку, прижался губами к шее и потом нежно развязал трепещущий бантик.
— Точно знаю, что смогу, — ответил он.
Он знал, по крайней мере, что может на это надеяться.
В конце апреля Александр Норман прислал в Ковчег записку.
Пишу второпях, чтобы сообщить вам последние новости. Король выехал из Оксфорда, оставив там двор. Никто не знает, куда он направляется, но это должно означать конец войны. С ним не более дюжины джентльменов. Скорее всего, он бежит во Францию, чтобы воссоединиться с королевой. Слава богу, наконец все закончилось.
Джон пошел к Эстер и положил записку на чертежный стол, за которым она занималась счетами по домашнему хозяйству, сидя в эркере перед венецианским окном в зале с редкостями.
— Что ж, наконец для него все закончилось, — сказал Джон.
Она быстро взглянула на мужа.
— Ты должен радоваться, что все кончено. Только подумай, страна снова вернется к нормальной жизни.
— К нормальной? — воскликнул он. — Кто будет королем, пока он в изгнании? Кто будет руководить страной?
— Парламент! — нетерпеливо ответила она. — Я полагала, что именно за это он и боролся!
— Не могу не думать о короле. Совсем один, без королевы, скачет куда-то, зная, что все потерял.
— Не он один, многие все потеряли, — мрачно заметила Эстер. — И сыновей, и братьев, и мужей. Еще пару лет, и Джонни тоже пришлось бы идти. С самого начала войны он просто рвался погибнуть на королевской службе.
Джон кивнул и повернулся к дверям.
— Просто я думаю о нем, — сказал он. — Как он скачет там совсем один. Очень надеюсь, что с ним есть кто-то, кто знает дорогу на Дувр.
— Ньюарк! [27] — воскликнул Джон и посмотрел на Александра Нормана, не веря своим ушам. — Какого черта ему надо в Ньюарке? Я думал, он собирается во Францию!
27
Ньюарк-он-Трент, Ноттингемшир — в годы гражданской войны служил оплотом роялистов.
— Он просто прогулялся по окрестностям, — сказал Александр. — Нельзя не восхищаться, как красиво он это сделал. Он приблизился к Лондону на час верховой езды и явно подумывал, а почему бы не заехать туда, проверить, что думают люди.
Джон ахнул в ужасе.
— А потом он поехал по направлению к Кингс-Линн, а уж потом на север, в Ньюарк.
— Что, черт побери, он вытворяет?
— Думаю, он просто не знал, что делать, — ответил Александр. — Думаю, он скакал и надеялся — вдруг что-нибудь произойдет, вдруг ему повезет, появится французская армия, или придут ирландцы, или вдруг парламент поведет себя по-другому. Думаю, он просто тянул время, прежде чем сдаться.