Земляки по разуму
Шрифт:
«Так-то оно конечно так, — думала тоскливо Саньковская, пребывая в положении еще более беспомощном, нежели уже родившийся младенец. — Бог сотворил небо и звезды, а затем людей и любовь. Вот только кажется мне, что если и был у него какой-то вселенский план, то он его давно выкурил… И, как прямое следствие Его наркотических галлюцинаций, появились инопланетяне. Черт его знает из чего Он их лепил, но… злоупотребление рыбными консервами в наше время может привести к ботулизму… А Семен только ими и запасся…»
Мысли
Вопрос был настолько неудобоваримым, что Мария решила думать о чем-то более аппетитном. Ее, кстати, кормили исключительно внутривенно и поэтому воспоминания о еде, настоящей еде преследовало уже не первый день. О, этот аромат свежеиспеченного хлеба, его вкус, который появляется во время жевания!.. А холод родниковой воды, которая без вкуса и запаха!..
В общем, иногда Саньковская серьезно думала, что ей было бы гораздо приятнее оказаться в тюрьме, а не в утробе, что лишний раз доказывает аксиому — человеку, а особенно женщине, угодить практически невозможно.
Мария мысленно вздохнула, вспомнив о запахе котлет, который стоял в кухне в тот день, когда она попрощалась с мужем, и непроизвольно дрыгнула ножкой. А когда подумала, что уже практически не помнит запах Семен, то ей стало совсем уж тошно.
И тут в ослабленное тоской сознание прокралась подлая мыслишка, довольно обыкновенная в подобной ситуации, когда и менее психически уравновешенные натуры, нежели у Марии, сходили с ума. И нет никакой разницы, находится ли женщина в каменном мешке, как Мария Стюарт, или же в кожаном… — ее естество требует свое.
«Он опоздает… Опоздает, — зудел комар разлуки, словно кровь, высасывая ее надежду, — и придется ждать весь долгий период полового созревания, чтобы заняться с ним кровосмесительством, ведь твое сознание будет обречено расти в теле твоей дочери. Опять эти прыщи и прочие прелести отрочества… Кстати, как ты относишься к инцесту, Мария?.. Неужели все еще отрицательно? Ничего, время ожидания многих заставляло менять свою точку зрения…»
Саньковская еще раз содрогнулась, и это было замечено старушками, стоявшими у ложа. К тому времени врач уже удалился, оставив их в грустном одиночестве, ведь люди часто остаются одинокими даже в толпе. К сожалению, это редко их радует.
— Смотри, Наташа, а ребеночек-то шевелиться, — воскликнула Варвара Моисеевна, чтобы как-то разрядить невеселую обстановку.
— Да уж, — отрешенно хмыкнула Наталья Семеновна, погруженная в материнскую печаль.
— А ведь, если мне не изменяет память, у дочурки твоей сегодня день рождения, — хитро прищурилась подруга.
«И, возможно, последний, — мелькнуло у Марии. — Ведь если я рожусь заново, то это будет уже другой день…»
— Угу, — кивнула мать, давая понять, что в этот день, много лет назад она и в мыслях не допускала, что когда-нибудь
— Я тут, — Цугундер неожиданно сменила свое шамканье на заговорщицкий шепот, — когда Жулечку кормить бегала, прихватила с собой…
— Что? — сбитая с толку подпольными повадками подруги, наконец-то отрешилась от тяжких дум Наталья Семеновна.
— Ну, это… Чтобы отметить.
— Что ты плетешь?
— Я про день рождения. Да и за здоровье ребеночка не помешало бы.
— Что-то я тебя не понимаю.
— Это все потому, что мы с тобой давно не виделись, — вздохнула Цугундер. — Раньше ты выпить никогда не отказывалась!
— Выпить?!
— Не кричи, а то все сбегутся!
— Кто все?
— Ну эти, врачи, медсестры и, — как их, чертей? — интерны. Ты же должна знать, как в больницах пьют!
— Как? — совершенно ошарашенная Наталья Сергеевна присела на краешек кровати.
— По-черному! Как мой сосед, ни дна ему, ни покрышки!
— А он, что, тоже врач? — попыталась было теща Семена извлечь из слов подруги полезную, как ей показалось, информацию о неизвестном ей враче, подобно тому, как утопающий хватается за соломинку, но не тут-то было.
— Какой он к черту врач? Так, находка для патологоанатома, который специализируется на циррозах печени, — отмахнулась Варвара Моисеевна, полезла в сумку и вынула оттуда бутылку. — Вот, винца красненького прихватила в гастрономе. Для кровообращения, говорят, жутко полезно.
У матери Саньковской отнялась речь, а Мария, наоборот, вернулась в реальность и стала напряженно ждать продолжения, живо представив себе граненый стакан, в котором отливает рубином пьянящая влага. От когда-то ненавистного привкуса перебродившего винограда потекли мысленные слюни.
Послышалась возня с пробкой, сменившаяся бульканьем жидкости.
— Грех отказываться, Наташа!
Дверь шлюза открылась, и друзья оказались тет-а-тет с роботами.
— Проходите, — Семен отступил в сторону.
— Ты собираешься пустить их внутрь?.. — прошипел ему на ухо Длинный. — Тогда я умываю руки!
— Лучше просто помой их, — подмигнул ему Саньковский, — потому что я собираюсь устроить роскошную тризну!
— Тризну?
— Ну, памятный обед по своим товарищам, понимаешь?
— Но ведь я еще живой!
— Слышишь, Длинный, у меня складывается впечатление, что длительное пребывание в подпространстве способствует размягчению мозгов у тех, кто выше меня ростом. Стоять!
Последний приказ относился к инопланетным созданиям и те послушно застыли.
— Кругом! — продолжал притворяться сержантом Семен.
К друзьям немедленно повернулись две на диво бессмысленные физиономии.