Земляки по разуму
Шрифт:
Гинеколог благоразумно промолчал, педиатр снова квакнула, а нейрохирург, которому диагноз «Стокгольмский синдром» явно ничего не говорил, кивнул в сторону двери:
— На посту.
По дороге к двери Саньковская обернулась:
— И всем оставаться на своих местах, пока я не покину ваше паршивое заведение! А вы все услышите, как я его покину!
Вскоре с медицинского поста до ушей врачей, заглушив кваканье педиатра из-под кровати, донеслось требование Марии к какому-то неизвестному им Самохину подать машину к больнице, а также прихватить
— А вы, коллега, запасливый, — он кивнул на квакающую докторшу, валяющуюся в минимуме одежды под кроватью, — без пациентки таки не остались… Предусмотрительно, не правда ли? Глядишь, — он подмигнул гинекологу, — они и вам снова работку подкинут.
Гинеколог профессионально фыркнул, а психиатр, поднявшись, сказал:
— Спасибо, не ожидал… что она такая впечатлительная…
Как и всякая случайность, непредумышленное пребывание Саньковского в сознании имело свои положительные стороны. Так, он увидел, как жуткий клубок распался на клубки поменьше, которые, в свою очередь, превратились в давно невиданных, но в общем-то привычных осьминогов. Ну а когда Семен с шумом перевел дыхание, то совсем не удивился, когда один из них заговорил человечьим голосом, неся, правда, кошмарную околесицу:
— Шемен! Как я рад, что ты выжил!
Саньковский присел и оторопело помотал башкой — по всем параметрам он должен был услышать что-нибудь противоположное, ведь вроде совсем недавно выступал в роли спасателя сам, а не наоборот.
— Это я, Фасилияс! — осьминог отделился от своих сородичей, которые с любопытством осваивались в шлюзе, и направился к Семену. — Как жаль, что конец света у вас таки наступил, а ведь какая приятная планета была!..
До Саньковского начало медленно доходить, что у Фасилияса без контузии во время аварии аппарата не обошлось. «Вот не было печали, так еще четырех контуженных осьминогов судьба подкинула!.. — мелькнуло у него. — И, судя по всему, бесполезных, потому как в пространстве ориентацию вроде потеряли напрочь…»
— Как ты думаешь, где ты находишься? — поинтересовался он.
— На Земле, конечно… — в голосе осьминога отчетливо слышалось сожаление о том, как сильно изменилась планета с тех пор, когда он был на ней в последний раз. — А Василий… Он с тобой?
— Нет…
— Неужели погиб со всеми остальными?!
— Э-э… понимаешь, это не совсем Земля, вернее, совсем не Земля…
— Как?!! Ведь все мои расчеты…
— …ни к черту не годятся, — подал голос один из спасенных осьминогов. — Я ведь говорил, что константу искривления не следует считать самодостаточной…
— Фасилияс, это совсем другая планета, — кивнул Семен.
— Значит, Земля уцелела?!
— Конечно, нам ведь не впервой ожидать конца света. Вертится старушка, как и завещал ей Галилей.
— А где же мы находимся?
— Это шестая планета вашей солнечной
После секундной паузы осьминоги заверещали:
— Здесь же жизнь противопоказана!..
— Ты нас чуть не угробил!..
— Тхариузок тебя побери!..
— Ну так не угробил же, — отмахнулся от сородичей Фасилияс и, когда те умолкли, не то потрясенные этой открытой им истиной, не то собираясь заключить молчаливый уговор с целью организовать заговор, обратился к Семену: — А-а… тогда, что ты тут, где здесь, делаешь?
Семен нахмурился, собираясь с мыслями, как бы попроще все рассказать, как тут Длинный зашевелился и сказал:
— Рыбки…
Фасилияс моргнул и страшно удивился:
— Вы прилетели сюда на рыбалку?!
— Это он, — открестился от дикого предположения Саньковский. — А я… А мне нужна справка…
— Она тебе уже давно нужна, — буркнул Длинный, открыв глаза и с недоверием рассматривая Фасилияса и остальных. — А этот… эти здесь откуда взялись?
— Мы их спасли.
— Да-а… А ты не верил, что я правильно указал планету.
— А их здесь и не было, пока мы не появились.
— Так выходит, что они за нами следили? Я всю дорогу это чувствовал!.. — к Длинному начала возвращаться родная ему паранойя, что с некоторой натяжкой можно было считать признаком выздоровления, в смысле прихода в адекватное состояние. — Выследили таки, значит…
— Я думаю, что у нас есть и другие проблемы, — хмыкнул Семен. — Мне хотелось бы…
— Твой нездоровый оптимизм нас до добра не доведет, ибо дорога туда не вымощена благими намерениями, — хмуро перебил его Длинный мрачной фразой, вполне достойной того, чтобы называться тирадой.
Фасилияс, видя, что кризис общения грозит принять затяжной характер, издал несколько непечатных звуков. От их неожиданности Длинный вздрогнул и принял полувертикальное положение.
— Здравствуй, — сменил речь на человеческую Фасилияс. — О каких рыбках речь? У меня есть некоторый опыт…
— Да ну их к черту, этих рыбок, — перебил его Саньковский. — Ты-то как здесь оказался и что это за хреновина?
Осьминог понял, что объясняться в данной ситуации придется исключительно ему.
— Понимаешь, — начал он. — После того, как я покинул планету без согласия родителя, Совет старейшин запретил молодым даже приближаться к космическим кораблям. Поэтому после возвращения я предложил своим товарищам пойти другим путем…
— Ходил уже один, ни дна ему, ни покрышки… — цыкнул зубом Длинный.
— Не перебивай, — попросил Семен. — Ну и?
— Ну, значит, пошевелив мозгами, мы пошли по пути телепортации. И создали вот этот аппарат, при помощи которого я хотел показать товарищам свою родину… или что там от нее осталось… Ведь осталось же, правда?
— Осталось, осталось… — кивнул Семен, параллельно размышляя, как бы свернуть разговор к справке, даже еще не задумываясь, как она должна выглядеть, чтобы хотя бы показаться Марии убедительной. — Слушай, мне бы надо с твоими сородичами пообщаться…