Земляки по разуму
Шрифт:
— К черту разнообразие! — продолжал пениться огнетушителем Саньковский. — Я просто хочу убедиться, что это мне не померещилось!
Морщась от воплей, Фасилияс тем временем строил новую логическую цепочку:
ВОДКА — САМОЧУВСТВИЕ — РОДНОЙ ЯЗЫК — ЖЕНА— ГАЛЛЮЦИНАЦИИ — БОЯЗНЬ.
Проблем с определением ключевого слова опять не возникало.
Приятель посмотрел на Семена испытующе, цыкнул зубом, взвешивая все «за» и «против», да и махнул рукой:
—
Фасилияс с готовностью предоставил кладезю информации возможность лицезреть себя от кончика клюва до крайних присосок.
— Так я и знал. Нет, все-таки не стоило идти на рыбалку… — пробормотал Саньковский и с укоризной обратился к пришельцу. — Что же тебе, Тохиониус, дома-то не сидится, а? Жены у тебя нет, дитё, поди, уже взрослое… Так, спрашивается, какой жареный осьминог клюёт тебя туда, откуда щупальца растут, а?
— Это не он.
— Неужели? — с искренним недоверием удивился Семен. — А кто? Очередная инкарнация Пушкина?
— Это его дитё — Фасилияс. Говорит, ностальгия его в космосе замучила.
— О, это меняет дело, — фальшиво обрадовался Саньковский. — Надолго к нам? Как здоровье батюшки?
— Старик жив, — бодро заверил Фасилияс, — и вождь тоже.
— В этом можно не сомневаться. Если уж разменял бог знает какую тысячу лет, то никакой черт тебя не возьмет! Так, говоришь, ностальгия?
— Мм, не совсем. Дело в том, что, по большому счету, я прибыл сюда выяснить один половой вопрос.
— Да ну?! — голос Семена приобрел оттенок заинтересованности. Его тоже волновали схожие вопросы. — Я думал, что природа решила все за вас.
— Дело в том, что, наблюдая жизнь сородичей, я пришел к выводу, что ихпланета, где я вынужден существовать, нуждается в сексуальной революции.
— Это как? — Рында расхохотался. — Групповое метание икры?
— Нет, ты не понимаешь сути проблемы, — ответил осьминог и принялся излагать свои многообещающие и многочисленные выводы, к которым пришел звездно-тернистым путем сексопатолога-первопроходца.
Мерно кивая в такт его рассуждениям, Семен думал: «Какое счастье, что я не остался в шкуре Тохиониуса! Это с одной стороны. А с другой? На кой черт была мне эта рыбалка? Сидел бы себе дома, жевал петрушку и занимался делом… Идиот!»
— Спрячься, — буркнул Семен, открывая дверь.
Фасилияс послушно зарылся в рыбу, наловленную с его помощью под девизом, который никто из рыбаков вслух высказать не решился — «С паршивой овцы хоть шерсти клок».
По просьбе Рынды Семену пришлось взять осьминога к себе. Васька ее мотивировал тем, что
«Не знаю, как твоим чертовым гостям, а Машке это чучело точно представлять не стоит», — хмуро подумал Саньковский, снимая в коридоре тяжелый рюкзак.
— Неужели поймал что-то? — недоверчиво спросила жена и тут же сузила карие очи, уловив сквозь запах рыбы перегар. — Ты ведь сказал, что идешь простоловить рыбу?!
— Этим я и занимался, — не стал скрывать истину муж, не чуждый желанию смягчить свою участь, и направился в ванную.
Мария с видом прокурора, которого гнетет смутное сомнение, последовала за ним.
— Подожди, не заходи, — посоветовал Саньковский.
Сомнения медленно, но верно начали трансформироваться в подозрения.
— А в чем дело?!
— Я тебе потом все объясню.
Присяжные в лице Марии начали склоняться к обвинительному заключению.
— Что ты мне собираешься объяснять?! — мысль, навеянная верой в чертовщину, что Семен притащил домой пьяную русалку в качестве любовницы, заставила Саньковскую завопить не своим голосом. — Что у тебя в рюкзаке?!!
Семен молча расстегнул рюкзак, молясь, чтобы Фасилияс не всунул в разговор свой клюв.
— Смотри.
Убедившись, что у содержимого с русалками нет ничего общего, кроме чешуйчатого хвоста, Мария поутихла.
— Надеюсь, что это будет честное объяснение, — буркнула она и ушла в комнату смотреть телевизор.
«Или делать вид, что смотрит телевизор», — вздохнул Саньковский, открывая кран. Плюхнув в воду улов, он присел на чугунный уголок и задумался, в смысле, закручинился.
Ему предстояла трудная дипломатическая миссия.
Как известно из истории статистики, терпение любящей женщины и женщины вообще — не беспредельно. Ангелы в юбках перевелись в Российской Империи еще до 1913 года, так как статистика уже тех времен о них умалчивает, а ей не доверять в этом аполитичном вопросе смысла нет.
Мария же была женщиной не только любящей, но еще и современной. Нет ничего удивительного в том, что ей не понадобилось много времени, чтобы перешагнуть красную тонкую черту, за которой живет сжигающее внутренности любопытство. Выключив телевизор, где ведущий передачи «В мире животных» плакался о тяжкой судьбе редеющей прямо на глазах популяции уссурийских тигров и призывал спонсоров услышать его вопиющий за кадром глас, она подошла к двери в ванную и прислушалась. Там было очень тихо, что не способствовало удовлетворению жажды знаний.