Земляки по разуму
Шрифт:
— Куда ты, Горелов? — Анатолию Михайловичу не хотелось терять благодарного слушателя.
— В зверинец.
— Зачем?
— Прокляну мерзавца!
— Нужное дело, — со светлой печалью в голосе согласился Вуйко.
Они распрощались.
Из пасти тигра на пол клетки упал клок белой пены. В ответ на такой явный вызов Петр Дормидонтович смачно сплюнул и сделал попытку угрожающе пошевелить копчиком. Он уже не думал о нелепых
Хищник выпустил когти и присел на задние лапы.
«Неужели прыгнет? Ей-богу прыгнет!» — сообразил Петр Дормидонтович несмотря на то, что был абсолютно не знаком с повадками диких животных.
«Неужели он еще способен на прыжок?» — лениво удивился директор зверинца, знакомый с повадками диких животных.
«Неужели они незнакомы?» — разочарованно подумал капитан периферийной извилиной, так как те немногочисленные основные, что еще сохранились под фуражкой, жаждали лишь крови и зрелищ.
Что было в голове у дворника Герасима осталось нейрохирургической загадкой, так как в тот момент, когда мускулы тигриных лап в последний раз готовы были распрямиться стальной пружиной, он открыл рот и рявкнул:
— Муму!!!
Полосатого зверя подбросило вверх и капитан потом клялся коллегам, что тот провисел в воздухе не меньше минуты. На сержанта повеяло затхлым воздухом и он брезгливо сморщился, отодвигаясь от дворника со словами:
— Дышал бы ты, Гера, почаще…
Герасим в ответ презрительно прищурился, репетируя в своих глазах эффект: «Буря матом небо кроет», и втянул воздух.
Пока тигр левитировал, Петр Дормидонтович, который никогда себя дураком не считал, быстро вернулся из пещер в реальность и попятился к выходу из клетки. Он был всего в полуметре от желанной цели, когда вдруг услыхал за спиной зловещее лязганье железа о железо.
Обернувшись, президент не поверил глазам.
— Покайся, ничтожный! — завопил любимую душеспасительную фразу отец Агафоний.
Ему легко удалось проникнуть сквозь символическое оцепление. По раздутым ноздрям и общему фанатическому выражению лица нетрудно было понять, что конец испытаниям банкира еще не пришел.
— Капитан, убери психа! — в свою очередь завопил господин Криворучко, отнюдь не желая следовать совету доброго человека.
— Покайся, мерзкий грешник!!! — ревел жутким басом, настаивая на своем, священнослужитель и бил массивным крестом по пальцам, которыми Петр Дормидонтович вцепился в прутья.
— Капитан! Ой!!! Капитан! Ой, мать твою!!!
— Сержант, убрать попа! — сказал Пивеня скучным голосом, убедившись, что многообещавшая версия напоминает мыльный пузырь, высосанный из пальца, и ее ждет та же судьба, что и всех пузырей на свете.
— А как же быть со свободой совести? — неожиданно заартачился подчиненный.
— Вопросы?! Ты что,
Сержант достал из-под форменной рубашки золотой нательный крестик, поднес к губам и отвернулся от капитана.
— Фамилия?!! — завизжал следователь-неудачник, заглушая вопли президента.
— Анусенко.
— Сержант Анусенко, приказываю вам выполнить приказ!!!
Ответом было молчание. Капитан выкатил зенки прямой наводкой и уже был готов еще сильнее напрячь голосовые связки, чтобы подавить неожиданный мятеж, как вдруг за спиной раздался глухой шлепок и жалобное мяуканье. Вздрогнув, он отвлекся от раскольника сплоченных органов МВД.
Хищник, с явной неохотой подчинившись тому же закону, что и пресловутое яблоко Ньютона, распластался на полу клетки и больше всего напоминал шкуру, которую с него можно было бы содрать. В его глазах светилась зависть к фрукту, ведь под ним не оказалось ничьей головы.
Шум падения послужил для президента дополнительным стимулом. Нимало не сомневаясь, что за спиной творится нечто ужасное, он поднапрягся, отшвырнул в сторону дверь вместе с вопиющим отцом Агафонием и бросился прочь. Некоторое время еще чувствовалось, как адреналин бьет в нем гейзером, потому что слышался истерический крик:
— Я чист перед уголовным кодексом!
Отец Агафоний — верный слуга православной церкви, хотел было кинуться следом, но видя, что верные псы закона не предпринимают никаких активных действий, начал прозревать. Если президент кричит правду, то он невиновен, аки овечка, и на него возвели напраслину, что противоречит принципу: «Возлюби ближнего своего».
Придя к такому выводу, пастырь, чьей деятельной натуре были чужды сомнения, развернулся на 180 градусов и набросился на доблестных работников уголовного розыска, дабы наставить их на путь истинный.
— Покайтесь, служивые! Возлюбите ближних своих и президента! Возлобызайте крест истинной веры!
Сержант с готовность рухнул на колени, а капитан, брезгливо оттолкнув попа, двинулся к клетке. На глазах директора, которые уже начали тонуть в полуденном мареве следующего дня, и привыкшего ко всему дворника он добровольно вошел в обитель хищника и наклонился над ним.
Тигр в последний раз мяукнул и приготовился достойно умереть.
— Самец? — поинтересовался Пивеня у директора.
— Угу, — буркнул тот, раздумывая, стоит ли попросить Герасима закрыть клетку или не стоит.
Пивеня присел и почесал тигра за ухом.
— Слышишь, кот, я нравлюсь тебе как мужчина? — шепотом спросил он у зверя.
Этим вопросом капитан уже добился в своей жизни двух разводов, а посему в последнее время переключился на пол, более близкий и понятный. Ему так хотелось взаимопонимания.
Тигр начал урчать. Капитана Пивеню внезапно пронзил приступ никогда ранее не испытанной им нежности. Да такой, что мурашки побежали по коже, а в глазах защипало. Он опустился на колени и поцеловал тигра в сухой горячий нос.