Земное притяжение
Шрифт:
Я уже позондировал.
Лешка сказал что-то о кадровичке.
– Так то тебе отказали, а то нам - комитету комсомола - пусть попробуют отказать. Вот это, собственно, все.-Он закурил.
– А ты чего молчишь?
Что он мог сказать? Он сидел, распластав на коленях руки, вперившись в проем стены.
– Я у них назад отниму все железо, все до капли...
– Завтра обо всем спокойно поговорим. Все обсудим.
– Баныкин протянул ему пачку папирос, сбоку смотрел на него, пока Лешка раскуривал.
–
А кое-кто этим воспользоваться захотел. Это ж не люди, им бы только было из чего зажигалки и разную муру делать на продажу. Наживаться.-Он осекся:-Ну их к черту!-Посмотрел опять на Лешку и вдруг спохватился: Слушай, если я что не так сказал насчет девушки, ты извини. Ты тонко чувствуешь. Может, тебе неприятны мои слова.
Лешка молчал.
Сквозь сумятицу чувств, обрывки своих и баныкинских слов что-то всколыхнулось из глубины души. Он сидел бы и сидел вот так с Баныкиным.
Баныкин встал и нагнулся за шляпой. Помогая друг другу, они вскарабкались на проем и очутились во дворе. Девчонки на этот раз не обратили на них внимания. Со двора к руинам лепился домишко, использующий уцелевший пролет стены.
Лешка с каким-то наслаждением смотрел на этот домишко, на тоненькое, вымахавшее вверх дерево, положившее на его крышу свои ветви.
Он шел, перекинув через плечо пиджак, размахивая свертком.
Он возвращался из далекого и странного путешествия.
За его спиной компания рабочих перебрасывалась колкостями на его счет. Но Лешка не очень-то прислушивался.
– Эй, как тебя!
– настойчивый окрик.-Трех рублей у тебя нет, что ли? Так на вот, возьми!
– Есть у меня три рубля!
– догадливо на ходу оборачивается Лешка. Некогда мне в парикмахерскую сходить.
– Тебе ножом отрубить твои волосы надо,-зло говорит крепкий, загорелый немолодой рабочий.
– Ты с кого пример берешь? Может, уже и бородку запускаешь?
– Да нет, - покладисто, смущенно обороняется Лешка.
– Не собираюсь.
Дверь тира была распахнута. Мишени лежали кучкой на полу за прилавком Дядя Вася в своей синей полосатой рубахе, выпущенной па брюки, в неизменной старенькой кепке белил стену, испещренную метками от пуль.
– Дядя Вася, можно тебя па минутку?
– Чего тебе?
Лешка подлез под прилавок. Он попросил дать ему в долг семь рублей. Очень нужно.
– Я б так не стал беспокоить. Я отдам. Честное слово. В порт пойду грузить. Я отработаю, можешь не сомневаться!
Дядя Вася поокунал кисть в таз с белилами, бросил ее и, гремя протезом, прошагал к кассе.
– Не надо бы баловать. Ну уж, получай кредит. Только тебе даю, понял? Но смотри у меня!-погрозил он пальцем.
– Порядок!
Лешка выскочил из тира. Удивительно симпатичные люди живут на их улице. Теперь он пойдет и сунет в морду этому ряженому с Вала все сто
Он их хоть на тачке, хоть на спине все перетаскает назад.
На углу Лешка свернул на Кривую улицу. Сюда выходят окна Жужелки. Он приближался к ним.
Окна были закрыты. Он постучал в темное стекло. Никто не отозвался. Подождал и опять постучал.
Неужели она ждет его у заводских ворот, а он, как последннГг подонок, сбежал. Он представил себе, как она сидит там на скамейке, с раскрытым учебником на коленях, зубрить уже но может-темно. Милая Жужелка, я тебе все объясню, как эго получилось. Я сейчас, мигом.
На всякий случай он нырнул в подворотню. Подлетела Пальма, потерлась о его штанину. Следом, торопливо шлепая разношенными туфлями, появилась старуха Кечеджи, всплескивая руками, точно он явился с того света.
– Батюшки! А я тебя караулю,-заговорщически сообщила она и, беспрестанно оборачиваясь, не наблюдает ли кто за ними, полезла в карман фартука.
– На вот.
– Письмо?
– Это Жужелка просила тебе передать.
– Старуха очень волновалась и старалась заслонить Лешку, чтобы его не увидели люди во дворе, и говорила, помогая себе руками: - Поезжай пока. В другом месте где-нибудь устроишься. Работай усердно.
А тут все забудется. Это деньги тебе. И от себя пятнадцать рублей я положила.
– Да не надо мне денег.
– Ну вот еще что выдумал. Когда заработаешь-вышлешь, А нет - тоже не огорчайся. Ты об этом и не думай. Ты только работай хорошо, чтоб заслужить.
– Да по правде, бабуся, не надо мне. Честное слово. А где же она?
– Кто? Жужелка? Не знаю, не знаю. Куда-то пошла.
– Старуха разочарованно поджала губы - ее миссия оказалась ненужной.
– Что же ты отказываешься?
– А она что-нибудь сказала?
– Жужелка? Сказала: "Я в гости иду, к одному товарищу".
Нарядная такая. Платье белое с оборками. Очень идет к ней.
Пальма, не ходи за ворота. Иди гуляй на горку.
– Белое?
– осторожно переспросил Лешка.
– Что? Ах, платье. Белое, белое и с оборками-вот так.
Он молча отдал ей свой пиджак и сверток,
– Смотри, на кого ты похож. Дрожишь весь. Ты ляжь сейчас, полежи, согреешься, и организм опять будет в норме. Куда же ты?
Он вышел на проспект, и тут решительность оставила его.
Как он явится? Что скажет? "Ты чего явился?
– усмехнется Лабоданов. Третий лишний".
Что Жужелка пошла именно к нему, он не сомневался.
В своем выпускном платье. В этом дурацком белом платье.
Он мчался по "топталовке". Терраса с разноцветными фонарями, толчея у дурацких спичечных автоматов. Две девицы в одинаковых лиловых кофтах, смеясь, растопырили руки, точно собираясь задержать его. Мрачные дуры.