Земные и небесные странствия поэта

Зульфикаров Тимур

Меня кремлевские, лютые охранники углядели, обыскали, варенье ножами потыкали…

Я сказала, что хочу за все реформы президента отблагодарить целебным вареньем брусничным…

Они посмеялись: “Ну, жди, бабка! жди президента… Может, он и вылезет из машины, чтобы твое варенье попробовать!..”

А я, грешная, сынок, хотела, когда он из машины-то вылезет — этой-то банкой его, убивца, саранчука, по голове пьяной вдребезги стукнуть, чтобы хоть брусничной кровью его облить, как он облил Советский Союз океанской человеческой

кровью!..

Так я в надежде много дней у Кремля простояла… Чуть в землю заживо не ушла, не проросла… ноги подкосились…

Потом заболела, домой вернулась…

О, Матерь Божья!.. Каюсь, каюсь я за эту брусничную банку… Это ведь терроризм!..

Господь милостивый упас меня от греха смертоубийства…

Но кто за нас беззащитных, умерщвленных, убитых, обобранных безвинно до крыльца гнилого, отомстит?..

Кто, сынок?..

Я молчал…

…И вот мы прощаемся с Марфой Тимофеевной…

И я обнял её на прощанье и сказал:

— Матушка… мама… Переезжай ко мне… вместе с козой… у меня дом обжитой, а я один холостяком живу…

Но она тихо, бережно обняла меня землистыми своими медвежьими, однако пуховыми, неслышными крестьянскими руками:

— Сынок, сынок… Не могу пока…

Тут, по лесам золотым, наша Божья Матерь бродит, летает…

Она, Вечная Матерь, посещает наши деревеньки, как больницы. И она всем болезным, одиноким помогает… И в Царствие Небесное провожает…

И вот придет Она в нашу деревню — а тут никого… Кто же Её, Вечную Заботницу, Целительницу встретит?..

Только я одна и осталась, чтобы Гостью, Матерь всех людей встретить…

…Я на прощанье обнял старуху и быстро пошел к машине, не оглядываясь, чтобы не разрыдаться, не расплескаться…

В последние годы все больней и разрывчивей мне с людьми прощаться…

Потом я сел в машину, посигналил старухе прощально и помчался по утренней, туманной дороге зыбкой, пустынной…

Я проехал несколько километров в каком-то жестком забытье, но потом вдруг остановился, а потом вдруг радостно, вольно, счастливо зарыдал, забился, заплакал необъятно…

Никого окрест не было, и я радостно рыдал среди осенней, золотой пустыни…

И вспомнил слова Спасителя: “Блаженны плачущие, ибо утешатся”…

Потом я развернулся и помчался вспять…

О Боже… как хорошо возвращаться назад…

…Она всё еще стояла у избы и глядела на дорогу вослед мне…

И снежная коза стояла рядом с ней и покорно глядела на дорогу…

Я счастливый, весь в слезах, бросился к Марфиньке-матушке и что-то побито, криво залепетал:

— Мама! Мама!.. Я буду каждый месяц приезжать, навещать вас… тебя…

Ты

меня спасла, сберегла… Ты моя мать…

— Сынок! не застудись… Скоро снег… — только и сказала она…

А потом вдруг зашептала мне повинно:

— Сынок, сынок… Я ведь тебя обманула…

Я ведь тогда президента-то нашего повидала… Видимо, ему доложили обо мне… Вышел он ко мне из машины-то… Охранники нас охватили, как петлей, со всех сторон…

Я и увидела вблизи его лицо — измятое, виноватое… покоробленное, измученное, изрубленное, как бледная, белая капуста перед засолом…

Жаль мне его стало до костей… как сына спившегося…

Зарыдала я, заплакала… Ему ведь одному за всю пьяную Россию перед Богом отвечать!..

И он вместе со мной заплакал…

Я ему банку с вареньем протянула: “Это тебе, сынок, от нас, от крестьян твоих… Я ведь одна у нас в деревне осталась… дальше некому будет тебе варенье варить…”

А он плачет и говорит: “Я ведь ничего хорошего крестьянам не сделал… За что же мне варенье-то?”

Тут я еще больше прослезилась…

Тогда он варенье взял… добрый он. И уехал…

Только запах перегара от него в воздухе остался…

Так мы и расстались…

И старуха замолкла, замкнулась, сгорбилась…

И стала мне во сто крат родней и ближе…

“Нет на земле чужих… Все родные…” — подумал я…

И, значит, смерти нет, потому что не могут умереть все люди на земле… да…

Не может умереть любовь на земле…

Так мы и расстались…

…И с того дня я часто мечтал посетить старуху Марфу в одинокой избе её…

И часто вспоминал одну ночь в ее избе, когда я проснулся оттого, что дрожащие бугристые старушечьи пальцы, похожие на кору старой березы, нежно ласкали меня по челу сонному моему…

И персты эти святые томительно сладко пахли козой, словно коза ласково склонилась надо мной, словно русская дряхлая береза склонилась по-матерински надо мной…

И я вспомнил, как родная мать моя склонялась надо мной в сиянье Млечного Пути…

Как гроздь гиссарского янтарного колосистого винограда склонялась надо мной…

… Сынок, сынок… спи! спи! Спи…

То гроздь винограда плывет надо мной…

То русская старуха береза коза дышит веет блеет надо мной…

О Боже…

А коза при печных всполохах глядела на меня талыми изумрудными глазами Гули…

…Гуля! Ты глядишь на меня?..

И куда зовешь?.. В Водопад?..

Да рано мне еще…

И…

Глава десятая

АНГЕЛ СЕРЕБРЯНЫЕ ВЛАСЫ