Жара в Архангельске-2
Шрифт:
— Давай на жизнь, — согласился Майкл.
— Ну смотри: в июле тебе выпадает… — Олива переложила карты рубашками вниз, — Путешествие, любовь к бубновой даме из другого города…
— Да ну, не верю я в это, — Майкл покраснел как помидор.
— Смотри сам: девятка треф, бубновая дама, шестёрка червей…
— Ну, а дальше, дальше? — засмущался Майкл, — Что на август, на сентябрь?
— Айн момент. Август… вот, сентябрь. Король трефовый… восьмёрка пик — ссора, соперник… О!
— Где ты выучилась гадать на картах? — спросил Салтыков, взбираясь верхом на Оливу.
— А сестра двоюродная научила, — ответила она, — Я помню, в деревне с яблони упала и ногу пропорола насквозь железякой — два месяца потом была прикована к постели. Вот и поднаторела в картах за это время.
— Яасно.
— «Йаасно»! — передразнила его Олива, — Меня прям раздражает, как ты это говоришь!
…Тем временем Майкл и Настя лежали на постели в обнимку. Настя игриво запустила руки в его волосы.
— Тебе надо вот так пробор сделать, — щебетала она, — А чёлку вот сюда, наискосок… Дай я на тебя посмотрю! Вот видишь, какой очаровашка — так тебе идёт гораздо больше…
— Всё-таки есть в жизни счастье, — говорил тем временем Салтыков Оливе, лёжа у неё на животе, — Как же долго я ждал тебя…
Идиллию прервал приход матери Оливы. Увидев вальяжно расположившуюся на её кровати группу молодых людей, мать Оливы слегка удивилась, но ничего не сказала.
— Здрасьте-здрасьте, — прервал молчание Салтыков.
— Здрасьте, — хмыкнула мать Оливы, оглядывая Салтыкова с головы до ног, — Оля, ну что за безобразие — опять пашете на моём покрывале!
— А что нам, над ним в воздухе парить? — нехотя огрызнулась Олива.
— Ну не ворчи, не ворчи, — мать повесила в платяной шкаф свой жакет и всё медлила в комнате, к великому неудовольствию Оливы и её друзей.
Тем временем Майкл отправился в туалет справить малую нужду, но тут же растерянно крикнул из коридора:
— А почему это у вас в туалете дверь не закрывается?
— Да дверные коробки менять надо, — сказала мать Оливы, — Я уже купила новые, осталось мастера позвать.
— Да зачем менять-то? — Майкл осмотрел дверь в туалете, — Ничего менять не надо, надо только дверной косяк по-хорошему прибить.
— Ой, а что ж я их купила-то? — растерялась мать, — Это всё мастер меня с толку сбил. Аферист!
— Ну ничего, их можно отвезти обратно в магазин, — выпалил предприимчивый Салтыков, — Надо только вызвать грузовое такси.
— Да оно поди-ка дорогое, — не согласилась мать, — Лучше мы сами так отвезём, в метро.
— А пустят нас в метро-то с этими коробками? — усомнилась
— Пустят! Давайте прямо сейчас и отвезём, — мать подошла к стене, где стояли дверные коробки, — Так, мальчики! Взяли! Володечка, бери вот эту, — распорядилась она, обращаясь к Салтыкову, — А ты, Макс… Макс? А ты вот эту понесёшь…
— Меня Андрей зовут, — поправил её Салтыков, однако взвалил на себя дверную коробку, — Майкл, чё стоишь, бери!
— Чё брать-то? — растерялся Майкл, бессмысленно топчась в коридоре.
— Жердь бери!
Майкл молча взял другую жердь, и процессия двинулась к метро. На улице шёл дождь. Женщины шли под зонтом, а парни, несшие дверные коробки, вымокли до нитки. Однако путь до метро оказался проделан напрасно: контролёр не захотел их пускать.
— Говорила я тебе — не пустят нас в метро! — ворчала Олива по дороге назад, — Ты же упёрлась как ослица! «Пустят, пустят», — передразнила она мать и вдруг сорвалась на крик, — И какого лешего мы попёрлись в метро, скажи на милость?! Вот куда их теперь?! Куда?! А всё потому, что вы оба — и ты, и отец — оба тупые!!!
— Ну, тихо, тихо, не кричи, — одёргивала её мать.
Да куда там! Олива разошлась не на шутку. Салтыков шёл сзади и видел, как она верещала на всю улицу, отчаянно жестикулируя. «Неужели она и на меня так орать будет?» — промелькнуло в его голове, но мысль эту, появившуюся спонтанно, Салтыков поспешил отогнать от себя прочь.
— Так, Майкл, ты пока стой у подъезда, стереги коробки, — распорядился Салтыков, когда кавалькада дошла до своего дома, — А мы тем временем закажем грузовое такси.
Майкл покорно остался у подъезда мокнуть под дождём, а остальные, включая Салтыкова, пошли в сторону ближайшего РЭУ. Пока мать Оливы пыталась договориться о грузовике, Салтыков и Олива стояли под навесом крыльца.
— Ну вот, наконец-то мы одни, — Салтыков обнял Оливу и поцеловал в губы. Она высвободилась от его рук, метнула глаза на стеклянные двери.
— Щас же мать увидит…
— Ну и пускай, — он продолжал обнимать её, даже когда мать Оливы появилась на пороге, — Я буду просить у вас руки вашей дочери, — сказал он, обращаясь к матери.
— Шутник, — Олива несильно пихнула его в бок, — Ты такими вещами не шути! Моя мамаша ведь всё за чистую монету примет, — тихо сказала она ему, когда шли обратно.
— Я не шучу, — сказал Салтыков.
— Ой да лаадно!
Тем временем Майкл по-прежнему стоял у подъезда и мок под дождём, сторожа дверные коробки. Вода ручьём стекала с его волос и кожаной куртки. Выражение лица у него было покорное и такое несчастное, что Оливе даже жалко стало его.