Жара в Архангельске-2
Шрифт:
— Глянь: у нас в постели спит двуглавый орёл, — сказала Олива. Салтыков фыркнул.
— Даа, и из-за этого двуглавого орла мы вынуждены ютиться в кресле…
— Да ну, брось, — осадила его Олива, — Пусть спят. Нам ведь и так с тобой хорошо…
Салтыков принялся ласкать её в кресле. И тут Олива почувствовала неотвратимое влечение к нему…
— А ну, отдай одеяло!!! — пробурчал во сне Гладиатор. Салтыков и Олива аж вздрогнули от неожиданности.
— Йопт, проснулись…
— Не, не… Дрыхнут.
— Точно? Ты уверен в этом?
—
— А, ну тогда можно продолжать.
Олива уснула, свернувшись в кресле. Ей-то много площади не надо было, она была маленькая — не зря же Салтыков назвал её мелким. А вот Салтыков там себе все бока нахер отломал. Всю ночь, бедный, не спал, да ещё в шесть утра Гладиатор проснулся и стал собираться на работу. Салтыков ушёл курить на балкон, а Олива лежала с закрытыми глазами, но уже не спала. И она почувствовала, как Гладиатор, собравшись, подошёл к креслу, где она лежала, и простоял над ней молча минуты три. Лишь когда с балкона вернулся Салтыков, Гладиатор разбудил Дениса и ушёл на работу вместе с ним.
Гл. 20. У памятника Ленину
Олива и Салтыков сидели у пьедестала памятника Ленину, прижавшись друг к другу спинами. Гранит, нагретый солнцем, был тёплый, почти горячий. Олива блаженно полулежала, опершись на Салтыкова и смотрела в небо, туда, где пропадал шпиль высотки — самого высокого в Архангельске здания…
— Век бы лежала тут и не вставала, — мечтательно произнесла она. Салтыков утомлённо прикрыл глаза.
— Бедный мой, ты опять сегодня не выспался, — Олива поцеловала его в лоб.
— Да, меня реально вырубает… — произнёс он, — И сигареты как назло закончились. Схожу пока до ларька за сигаретами, ладно? Я мигом, — и, поцеловав Оливу в середину губ, пошёл в направлении Троицкого проспекта.
Олива, оставшись одна, как кошка разлеглась на горячем граните памятника. Ей было хорошо, она смотрела на небо, на шпиль высотки и не думала в этот момент ни о чём…
— Здравствуй, — произнёс над ней чей-то до боли знакомый голос.
Олива резко вскочила. Перед ней стоял, в своей джинсовой куртке и смотрел на неё в упор своими зелёными глазами человек из прошлого, изменившийся, похудевший на лицо, и ветер трепал его светло-русые волосы, выросшие сантиметров на пять…
— Даниил?!
— Да, это я.
Олива, нервно теребя свои волосы, соскочила с подножия памятника.
— Я… я не понимаю, зачем ты подошёл ко мне. Между нами давно всё кончено, и…
— А разве что-то было? — спросил Даниил. Олива вскинула на него глаза.
— А разве нет?
— Нет, — сказал он, — Хотя, знаешь, Олива, а я ведь действительно плохо закончил. Но хоть ожидаемо, спасибо. Надеюсь, у тебя всё хорошо…
— Да, у меня всё хорошо, — быстро произнесла Олива, — Я встретила человека, который по-настоящему любит меня, он даёт мне то, чего не дал в своё время ты. И я люблю его, —
— А ты мне не верила, — сказал Даниил, — И всё-таки, относительно последнего пункта у меня есть сомнения…
— Какие ещё сомнения? — Олива презрительно усмехнулась, — Опять драконов увидал? Или этих, как их… архангелов с мечами?
— Не иронизируй. Я давно наблюдал за тобой и сейчас вижу, что твоя гайка с резьбы сошла. Привернуть бы тебе её, прикрутить понадёжней — всё и обошлось бы. Но ты наоборот гонишь и гонишь эту гайку дальше, даже не думая о том, к чему же всё это приведёт…
— Зачем ты мне всё это говоришь? — перебила его Олива.
— Я говорю, потому что вижу: ты встала на ложный путь, — сказал Даниил, — То есть, то, чему я тебя учил, ты пропустила мимо ушей…
— И чему же, интересно, ты меня учил? — ядовито усмехнулась она.
— Я учил тебя не впадать в зависимость от отношений. Я учил тебя быть самодостаточной. Я пытался сделать твою жизнь лучше, показав тебе на примере, что каждый человек достоин любви. Я хотел научить тебя быть свободной, для твоего же блага. А что я вижу теперь? Любой, абсолютно любой лишь поманит тебя — и ты готова сама себя засадить в клетку. Ты даже не спрашиваешь себя, а надо ли тебе это…
— Хватит, — жёстко обрубила Олива, — Рассказывай сказки дурочкам вроде твоей Никки, а меня оставь в покое.
— Она не моя, — ответил Даниил, — И, если сравнивать с тобой, то не такая уж она и дурочка.
— Уходи, — сказала Олива, — Уходи немедленно, слышишь?
— Хорошо, я уйду, — произнёс Даниил и, развернувшись на сто восемьдесят, быстро пошёл прочь.
— Что надо было здесь этому идиоту? — спросил Салтыков, подошедший с другой стороны.
— Да дурак он просто, — проворчала Олива, — Начал мне, как всегда, очки втирать. Такую чушь тут городил, что в зубы не возьмёшь! Ну, я его и послала на все четыре стороны…
— Ну и правильно, мелкий. Пусть своих драконов пасёт.
— К тому же, люблю-то я тебя, а не его, — добавила Олива, обнимая Салтыкова, — Он мою любовь в своё время пнул, что же он хочет теперь…
— Я тоже люблю тебя, мелкий. Ты прости меня за все те сцены ревности, что я тебе тут устраивал, ладно? Я сам не соображал, что делал… Просто знай: я тебя люблю, очень, очень сильно люблю…
— Я верю тебе, — сказала Олива, и вдруг перед её глазами снова промелькнул вчерашний покойник. Ей опять стало жутко. Даже белый день не спасал.
— Одно только… — сказала она, пряча лицо у него на груди, — Ты будешь любить, и помнить меня, когда… меня не станет…
— Господи, мелкий! Не говори так, я умоляю тебя! — воскликнул Салтыков, — Если тебя не станет, тогда и мне незачем жить…
Небо над Архангельском хмурилось. Свинцово-серые облака заволокли солнце, и только шпиль высотки по-прежнему устремлялся ввысь. Олива достала из кармана джинсов сотовый телефон.