Жара в Архангельске-2
Шрифт:
На том и порешили. Однако Салтыков так и не мог собраться с духом и поговорить с Оливой. Он боялся её, её реакции. Поэтому всё реже писал ей смски, всё чаще общался с Аней. «Может, она сама поймёт всё и отойдёт в сторону, — думал про Оливу Салтыков, — Или, может, там в Москве найдёт себе кого-нибудь… Господи! Сделай так, чтобы хоть какой-нибудь парень обратил на себя её внимание, и она бы от меня отстала! Ну или хоть бы Сорокдвантеллер помирился бы с ней! Я же не прошу ничего плохого, Господи, я не хочу, чтобы человек из-за
Бог, однако, не слышал его молитвы. Или не считал нужным их исполнять, поскольку Олива, несмотря на то, что и Даниил ей опять начал писать, и Сэлдом приглашал вместе пообедать — не видела никого, кроме своего Салтыкова. Её беспокоило то, что он ей не пишет, а пишет Ане — но она так боялась каким-нибудь неосторожным упрёком потерять своего ненаглядного Салтыкова, что ей ничего более не оставалось делать, как прикусывать язык, лить украдкой слёзы в подушку, и молчать, молчать вплоть до самого отъезда…
А отъезд уж близился. Упакованы были чемоданы со всякой рухлядью, отложены были с боковой карман скопленные пятьдесят тысяч рублей — деньги, которые Олива с осени зарабатывала потом и кровью, и не тратила, ущемляя себя во всём — она откладывала их на свадьбу, на переезд. Не могла же она с голой задницей выходить замуж, тем более, Салтыков не раз намекал ей, что у него теперь трудно с деньгами, и она не могла не пахать, чтобы внести и свою лепту на обустройство их будущей совместной жизни.
А Салтыков тем временем, устав и от гнетущего ожидания приезда Оливы, и от назойливо-прилипчивой Ленки, впал в депрессию. Хотелось всё бросить к чёртовой бабушке и уехать в Питер сейчас же — но как уедешь, когда ещё в Архангельске задерживает работа, да и не время было пока уезжать-то. Всё чаще он искал утешения в беседах с Аней, и всё чаще ловил себя на том, что ему очень не хотелось бы потерять её из-за Оливы. Аня тоже не могла не отметить повышенное внимание к ней Салтыкова. С некоторых пор она всё чаще и чаще подумывала о нём, и всё чаще он снился ей во сне. Она не хотела отдавать себе прямой отчёт в том, что она чувствует к нему — простую ли дружескую симпатию, или нечто большее. Но она поймала себя на том, что так или иначе ждёт его смсок…
— Анго, ты не говорила с мелким? — спросил её раз Салтыков.
— Говорила, — ответила она, — Я намекнула ей, что ты её не ждёшь.
— А она что?
— А что она? Не поверила. Нет, говорит, всё равно поеду, раз мы договорились…
— Пипец, — проворчал Салтыков.
— Да поговори с ней сам! Возьми сам, да и скажи ей всё, мол так и так…
— Я уже однажды поговорил — ты сама помнишь, чем это закончилось.
— О да…
— Слухай, Анго, мне тут Майкл сказал, что Юлька в Питер собиралась поехать? Это правда?
— Да, мы хотели втроём в Питер съездить на выходные.
— И Волкова с вами поедет? Круть!
— Не, Волкова не
— Так кто ж тогда с вами будет? Олива что ли?
— Ну да…
Салтыков озадаченно промолчал.
— Слухай Анго, вы вот что… — наконец произнёс он, — Вы пока в Питер не едьте. И Оливе скажите, что всё отменяется. А числа пятнадцатого поезжайте туда, только без Оливы. Я к тому времени уже буду там, и мы встретимся…
— Нет, так не пойдёт, — вздохнула Аня, — Как мне потом Оливе в глаза смотреть. Давай лучше так: ты с ней поговори сам, поставь, наконец, точку. Тогда будет смысл чего-то ещё планировать.
— Хорошо, — выдавил из себя Салтыков, — Сегодня же я с ней поговорю.
Долго тянул с этим разговором Салтыков. Откладывал то на вечер, то на завтра, то на послезавтра. Но вот, наконец, представился такой случай в аське. Поговорив о не имеющих к делу отношения пустяках, Салтыков спросил Оливу, что она теперь думает делать с работой.
— Как это что? — удивилась Олива, — Я с работы уволилась. Через две недели, мы же договорились, я перееду к тебе…
— Да, конечно, — пробормотал Салтыков.
— Ты, кажется, не рад тому, что я к тебе еду, — заметила Олива.
— Почему ты так решила?
— Да так… Мне так кажется. Надеюсь, что я ошибаюсь…
«Эх, была не была…» — промелькнуло в голове у Салтыкова.
— Мелкий, — начал он, — Вот скажи: ты правда меня любишь?
— Почему ты спрашиваешь? Ты же знаешь ответ.
— Хорошо. Ты меня любишь. Но ты ведь не хочешь, чтобы тот, кого ты любишь, был несчастлив, правда?
— Я не понимаю, к чему ты это клонишь? — взвилась Олива, — Если люди любят друг друга, для них только счастье — быть вместе. Я люблю тебя, я не могу без тебя жить, потому и хочу только одного — быть с тобой, только с тобой. А ты если меня любишь, то тоже должен хотеть быть со мной. Иначе это не любовь…
— Но, мелкий, видишь ли… — осторожно начал Салтыков, — Я конечно люблю тебя, мы обязательно будем с тобою вместе! Обязательно, мелкий! — «Чёрт! Я же не то ей говорю!» — промелькнуло у него в голове…
— Тогда в чём же дело?
— Понимаешь, мелкий, я очень тебя люблю, но если я не буду иметь возможностей жить не в стеснённых условиях, есть то, что я хочу, бывать там, где я хочу, я буду несчастлив…
— То есть ты хочешь сказать, что со мной будешь несчастлив? Я правильно тебя поняла?
— Нет, мелкий… Просто было бы лучше нам ещё немножко подождать…
— Опять?! Я же сказала — я не могу ждать! — взорвалась Олива, но тут же осадила себя, — Ты сам мне сказал в январе: приезжай. Мы обо всём уже договорились, я уже тут всё подготовила… Нет, нет, что за ерунда! А обо мне ты подумал? Сам наобещал с три короба, а теперь опять в кусты? Если ты меня любишь, таких разговоров вообще возникать не должно!