Жара в Архангельске-2
Шрифт:
Оставался открытым вопрос, ехать или не ехать с визитом к Оливе в Москву. Встреча отнюдь не сулила быть безоблачной, и Салтыков прекрасно знал это, несмотря на то, что сказал Майклу, что поедет. «Не, не поеду, — решил про себя Салтыков, — Хуй знает, какая у неё будет реакция — ещё в морду плюнет…»
…Открыв дверь и увидев на пороге своей квартиры Салтыкова, Майкл немного удивился.
— Ты разве не уехал в Москву?
— Не, Майкл. Я только что с аэропорта — там пипец творится: все ближайшие рейсы на Москву отменены из-за нелётной погоды. А билетов вообще не смог достать…
И, хоть Салтыков на самом деле даже не доехал до аэропорта, врал он так убедительно и естественно, что Майкл поверил, и больше уж ничего не стал у него спрашивать. Приятели поужинали и сели разрабатывать
— Ну чё, Майкл, ты тогда запускай новый движок, — под конец распорядился Салтыков, — Мочалычу я уже дал задание заняться дизайном. Контент и пиар я беру на себя.
За весь оставшийся вечер он больше ни разу не вспомнил об Оливе. Однако ночью Салтыков проснулся, как будто его кто-то толкнул. Олива приснилась ему во сне: она стояла на каком-то утлом баркасе, который швыряли из стороны в сторону штормовые морские волны. Он стоял на берегу и видел, как она беспомощно протягивала ему руки, но разъярённые морские волны пугали его, и он продолжал неподвижно стоять на месте. «Помоги мне! Не оставляй меня!» — доносился её крик, но его словно сковало оцепенение, и он молча, равнодушно смотрел на взбесившееся море и видел, как перевернулся на волне баркас и потонул в пучине вместе с Оливой.
«Да, я её не люблю, — думал он, лёжа в постели с открытыми глазами, — Да, быть я с ней не хочу, но я же не такой плохой, на самом деле… Ладно, надо бы ей написать хотя бы уж что ли… А то ещё подумает, что мне похуй…»
И, смутно надеясь, что он ещё сможет спасти положение, Салтыков накатал Оливе смску:
— Мелкий, ну почему ты меня понять не захотела? Почему ты решила, что я тебя бросил? Ну не так это! Понимаешь?! Не так! Неужели тебе наплевать на то, что я тебя люблю?
Ответ не заставил себя долго ждать.
— Это тебе наплевать на меня. Тебе похуй на мои чувства, ты думаешь только о том, как бы тебе самому удобнее жилось. И стоило меня столько времени за нос водить? Я тут ради тебя всё побросала, только свистнул — и я уже на краю света, а ты?! Это что же получается: на съёмную квартиру в Архе денег нет, а на номера люкс в Питере деньги есть? И перестань уже притворяться: мне всё известно, в том числе и твои похождения в Архангельске!!! До каких пор ты будешь мне так нагло и бессовестно врать?!
«Ну вот, всё и открылось, — устало подумал Салтыков, — Может, оно и к лучшему… Интересно, а это-то она откуда узнала? Ах, не всё ли равно — тайное всегда становится явным…»
И он, недолго думая, написал ей в ответ:
— Мелкий, прости меня за то, что я не оправдал твои надежды. Я подонок. Прости меня, пожалуйста. Поверь, что я тебя люблю!
Ответа не последовало. Салтыков подождал ещё десять минут и, выключив телефон, повернулся на бок и уснул. Но утром смска всё же пришла — очевидно, Олива писала её всю ночь.
— Извини, но я тебе не верю. После такого чудовищного открытия я никогда больше не смогу верить тебе. Вчера мне всё стало известно. Теперь я поняла, почему ты не захотел, чтобы я переезжала к тебе. Ещё я поняла, что слова для тебя ровно ничего не значат. Знаешь, когда предаёт друг — это страшно. А предательство любимого человека страшней вдвойне. Бог тебе судья, но я тебя простить не смогу. Знаешь, у меня в жизни было очень много плохого, но я никогда ещё не доходила до того, чтобы резать себе вены. А тут дошла, потому что мне стало невыносимо от твоей фальши, от твоего чудовищного цинизма. Я же верила тебе! А ты всадил мне нож в спину. Мне сейчас очень плохо. Очень. Я потеряла много крови, но осталась жива. И буду жить дальше, но тебя в моей жизни больше не будет никогда. Поверь, мне больно вычёркивать тебя. Очень больно, ведь я же тебя любила. Сначала как друга, потом как мужа. Но теперь всё, разбитую чашку не склеишь, да и тебе видимо моя любовь оказалась не ко двору. Я, конечно, совершила очень большую ошибку, когда поехала летом в Питер и позволила отношениям так далеко зайти, а ведь я уже тогда, после истории на турбазе, всё знала про тебя…
Салтыкову влом было читать такую
— Мелкий, я тебя умоляю — не делай более с собой ничего плохого! Я этого не стою, и ты об этом прекрасно знаешь.
— Знаю, что не стоишь. Именно поэтому я это и сделала. Потому что мне стало противно, что я отдала себя человеку, который этого не стоил. Я и сейчас не хочу жить, мне просто противно жить в мире, где существуют такие как ты. И ещё, не называй меня больше мелким. Я тебе никто, и ты мне никто. И не надо меня ни о чём умолять, я всё равно знаю, что тебе на меня плевать.
Больше Салтыков ничего не стал отвечать. Да и что он мог ответить? Кончено, так кончено.
В конце концов, давно пора…
Гл. 3. Синяя птица
Трудно было Оливе в первые дни.
Тяжело было просыпаться по утрам и видеть вокруг себя всё те же стены, те же дома, те же лица, с которыми она, казалось, вот уже и распрощалась навсегда, чтобы уехать, выйти замуж, и начать новую жизнь в другом городе, который стал ей милее и ближе, чем родная Москва, хотя бы потому, что там она всегда была окружена друзьями, и не чувствовала себя как здесь одиноким и серым ничтожеством. Как она рвалась туда! Как дни считала перед отъездом, какие радужные надежды питала, что вот переедет, чтобы навсегда соединиться с любимым и никогда уж более не разлучаться. Рвалась туда Олива ещё и потому, что мучили её в Москве в последнее время страхи, что Салтыков больше не любит её, мучили и подозрения, что он ей не верен, но не могла она прямо спросить у него об этом: боялась оскорбить, боялась, что может поругаться с ним и потерять его. Ещё до Нового года она почувствовала, что он отдаляется от неё; она заметила, что он уж больше не заваливает её, как прежде, любовными смсками, а ограничивается лишь раз в неделю коротким автоматическим посланием: «мелкий, как дела?» или, на худой конец, «мелкий, я тебя люблю». Олива также знала, что гораздо чаще он пишет её подруге Ане, но даже на это она смотрела сквозь пальцы: по её понятиям, глупо было ревновать своего жениха к подруге, ведь всю их компанию друзей — и Аню, и Настю, и Юлю, и Майкла, и Гладиатора, и Флудманизатора, и Дениса с Сантификом, и Кузьку, и Хром Вайта, и братьев Негодяевых, и Пикачу, и Макса Капалина, и даже Райдера с Мочалычем и Немезидой она считала членами их большой семьи, и любила их всех одинаково. «Зачем нам делить что-то между собой, ведь мы — одна семья, — рассуждала Олива, — И нет ничего плохого в том, что мы все дружны и все любим друг друга». Однако Салтыкову, несмотря на то, что и он был любитель больших компаний, эти её рассуждения казались дикими и утопическими. Не раз, бывало, спорил он с Оливой по этому поводу: главным же образом, их стычки на эту тему возникли как раз перед Новым годом. Олива мечтала собрать на Новый год всех-всех друзей, человек двадцать, а то и тридцать. И чтобы их друзья жили с ними, под одной крышей. Этот бзик у Оливы сохранился ещё с детства: своей, кровной семьи с кучей родных братьев и сестёр у неё не было, зато было много дальних родственников в деревне, у которых ей довелось пожить и посмотреть, какие бывают по-настоящему большие и дружные семьи. Маленькая Олива была на вершине счастья, когда вечерами вся семья от мала до велика собиралась за большим столом; это было воплощение её детской мечты об идеальной коммуне. Она мечтала о том, что когда вырастет, у неё обязательно будет такая семья, которую она хочет — большая, весёлая и дружная. Салтыков же, выросший в совсем других условиях, не понимал эти её, как он выражался у неё за спиной, «заёбы».
— Ну объясни мне, в чём смысл собирать у себя дома всякий сброд? — горячился он, разговаривая с Оливой по аське, — Подумай сама, это же абсолютно нерентабельно — приглашать в квартиру тридцать человек! А если они спиздят что-нибудь? Или вообще нам всю квартиру разъебашут — тогда как? А кормить-поить эту ораву тоже я должен? Ты посчитай, посчитай, во сколько это обойдётся!
— Фу, какой ты мелочный! Даже слушать тошно! — отвечала Олива, — Может, ты ещё и ложки будешь пересчитывать после ухода гостей? А может вообще будешь с них за вход деньги требовать? Единоличник хренов…