Жасминовый дым
Шрифт:
– Тут меня на моём «форде» недавно занесло, скорость превысил, стал поперёк движения, а навстречу мне – «КамАЗ», – вспомнил он. – Ну, думаю, сейчас долбанёт в лоб, и привет внукам и правнукам. Обошлось – объехал. А я потом представил: ну, закопают меня, и что изменится?.. Посадят в министерстве за мой стол другого такого же – и все дела.
– Нет, изменится, – Вадимыч пристукнул ребром ладони по столу. Пустые стопки подпрыгнули и опрокинулись. – У меня здесь изменится – всё перестреляют.
– Ну ты и собственник: «у меня». Это ж не
– Так я за эту степь здесь отвечаю. Понимаешь – нет?
– Вот прихлопнут тебя браконьеры, кому тогда всё это?
– Хорошим людям.
– Где ты их видел?
– Увидишь, если присмотришься. Да ты сам-то, что, плохой?
Редчайшее упрямство, насмешливо думал Виктор, глядя через стол в широкое скуластое лицо егеря. Такой будет гнать мотоцикл по степи за браконьерским грузовиком, пока бензин не кончится.
– Я, по-твоему, хороший, да? А повёз бы ты меня в заказник, если б я тебя не раздразнил?
– Да я сам завёлся, остановиться не мог.
– Нет, это я тебя с самого утра заводил, думал, ничего не получится.
– Для фильма же, люди увидят…
– Ну, увидят. Но я-то им не столько степь и тебя буду показывать, сколько своё умение снимать, понимаешь?
– Ты так шутишь что ли, не пойму, – медленно произнёс Вадимыч, всматриваясь в Костина.
– А я и сам себя не пойму, – сказал Виктор, улыбаясь. Он поднял опрокинутые стопки, плеснул в них.
– Ты в самом деле, чтоб только потешиться? – спросил Вадимыч. – Нет, ты правду скажи.
– Какую правду? Да, фильм получится, покажу его приятелям. Они увидят твою степь и какой ты хороший охотник. Это твоя правда. А моя – увидят и засохнут от зависти: надо же, где был, да как снял!.. Ведь заграничные пляжные красоты да верблюды у египетских пирамид всем уже до смерти надоели, а тут у тебя – такая экзотика!.. И вообще, друг мой, правды нет, есть разные точки зрения.
Хмель туманил голову, раздражение проходило. Хотелось поговорить о сложностях бытия. Виктор стал рассказывать о переполненных автомобилями улицах, городской нервотрёпке, надоевшем телефонном трезвоне и бесконечном вранье вокруг – в газетах, на телевидении, в политике, да во всём без исключения, но Вадимыч, тяжело кивая, спрашивал только об одном:
– Ты скажи, значит, нарочно заводил?..
Виктор наполнял стопки, чокался:
– За тебя.
А он, выпив, твердил:
– Нет, ты скажи…
7
Было за полночь, когда Вадимыч задремал, откинувшись к стене. Голова его упиралась в прикнопленную карту охотхозяйства. Рот был приоткрыт. Сквозь смуглоту лица пробивалась синеватая бледность. Виктор поднялся, пошёл, осторожно ступая, на воздух. В тёмном коридоре, спотыкаясь о сапоги и ботинки, нащупал ручку, открыл дверь. Увидел Веру.
Она сидела на нижней ступеньке крыльца, кутаясь в стёганку. У её ног лежали собаки. Виктор, держась за перила, осторожно сел рядом.
– Вы хоть знаете, что наделали? – Вера повернула к нему белеющее
И не дожидаясь ответа, встала, ушла, стукнув дверью.
Было зябко и тихо. По тропинке Костин спустился к лодке, шагнул в неё, прошёл на корму. Перегнувшись за борт, плеснул несколько раз в лицо. В чёрной воде шевелились отражённые звёзды, казалось, они, упав, утонули и мерцают сейчас со дна.
Костину вспомнился фазан-подранок. Неужели он ещё бьётся там, на дне куста?..
Ожил ночной ветер. Зашевелился, зашуршал тростник, заскрёб шершавыми листьями. Мелкая волна стала бить в корму. Лодку тихо покачивало. Скоро начнёт светать, а он и глаз не сомкнул. И не решил главного: что ему делать в этой, в общем-то, скучной жизни.
Карьеру? Да, наверное, но как-то уже не тянет. Деньги? Они сами капают, если держишься своего круга: ты не подводишь и тебя друзья не подводят – «левые» заработки идут от вложенных в разные фирмы и фирмочки сумм. В заграничные турпоездки мотаться и то уже надоело, вот эта командировка в степную глухомань оказалась куда колоритней. Жаль, мужик попался какой-то замшело-упрямый, кайф испортил. Но, в общем-то, он ничего – заводной, только всё всерьёз принимает. Трудно с такими. Так что же делать-то? Вечный русский вопрос, забавно, не правда ли? Нет на него полного ответа, есть частичный: уехать. Немедленно!
Виктор поднялся на берег, пошёл к крыльцу. Пока шёл – прикидывал: до шоссе, где ходят рейсовые автобусы, примерно километров шестьдесят. Да-а, проблемка! Пешком с непривычки – сутки ходу, к этому времени, кажется, за ним должен приехать начальственный джип. Занятная может случиться встреча: командированный москвич с сумкой через плечо, еле двигающий ногами, и джип, съезжающий с шоссе на просёлок. Вызвонить джип по мобильнику? Можно, но придётся же объяснять, что случилось. Не дай бог в душу полезут. Или чего доброго вздумают егеря перевоспитывать за то, что плохо гостя принял. А такого никакими нотациями не проймёшь, видно же.
Нет, надо ждать рассвета. Сам Вадимыч и довезёт до шоссе, если, конечно, всё то, что он услышал ночью от Виктора, к утру не приведёт его в состояние злобного упрямства.
Обидел человека… Ну да кто ж знал, что он здесь, в степи, вообразил себя повелителем зверей и птиц… Сладко, наверное, тешиться этим. Да ведь всё равно бросит он в конце концов свою степь, приткнётся где-нибудь на окраине города, в домике с чахлым палисадником, будет шоферить, разводить кур, солить на зиму арбузы, усаживать своих двойняшек за баранку и думать: смысл жизни в том, чтобы научить их ездить без аварий. Правильно ездить, только на зелёный свет.