Жажда, или за кого выйти замуж
Шрифт:
Она пожала плечами, продолжала мыть гусятницу из-под баранины.
— Поучись, — сказала тихо.
Она не стала резать им хлеб, колбасу и сыр, разливать чай, пошла в ванную стирать рубашки. Рубашки скапливались как-то очень быстро, — кажется, пять дней назад стирала, и вот снова.
Всеволод мог разбиться не обязательно в Москве. Он любит «Иверию», поехал в Одинцово.
А зачем он поехал в Одинцово? А с кем он поехал в Одинцово?
Волосы мешали, лезли в глаза, от них стало жарко, Катерина мокрой рукой собрала их, смотала, завязала в узел.
Обычно
— Кто к тебе сегодня приставал?
Сначала, в первые годы, она очень удивлялась этому вопросу, обижалась, пыталась объяснить, что никто к ней не приставал, она не понимает, о чём он.
— Этого быть не может! Ты так хороша! Я бы обязательно пристал! Ты всё время улыбаешься, а мужику только улыбнись!
— Что же, мне не улыбаться?
— Конечно, нет! Никому, кроме меня, не смеешь улыбаться! — Всеволод буквально злиться начинал. — Ты нарочно улыбаешься. Тебе нравится, когда к тебе пристают. Если женщина не захочет, к ней никто не пристанет.
— Кто тебе сказал, что ко мне пристают?
Её очень оскорбляли подобные разговоры, она плакала, клялась, что никто к ней не пристаёт. А сейчас ей стало неприятно. Дело не в ней, дело во Всеволоде. Как может интеллигентный человек употреблять подобные слова? Как смеет оскорблять свою жену?
Мгновенно Всеволод забывал о своих подозрениях, гладил её, целовал, ласкал, а она долго не могла успокоиться, забыть его чужое, холодное выражение лица, его неприятный голос, его отвратительное словечко «приставал», вздрагивала от его рук, не радуясь им, не подключаясь на его волну. И на другой день шла на работу, всё ещё не отделавшись от скользкого ощущения обиды.
Сейчас впервые шевельнулось подозрение: может быть, Всеволод сам к кому-нибудь, кто улыбнётся ему, «пристаёт»?
Чувство ревности Катерине чуждо. Она верит каждому слову Всеволода. Ни разу не пришло в голову проверить: на работе ли он в своё рабочее время? все вечера, все субботы и воскресенья он с ней и с мальчиками, до двенадцати всегда дома, с двенадцати до пяти тридцати — на работе.
Где же он сейчас?
Она бросила рубашки в мыльную пену, пошла из ванной!
— Шах! — строго сказал Петя.
— Я перехожу, подожди! — взмолился Артём.
— По правилам игры вообще-то не полагается.
— А ты помнишь, что мама говорила? Игра для игры, не для выигрыша, нехорошо обижать человека.
— Мальчики, десять вечера, пора спать.
— А где папа? — спросил неожиданно Петя. И Артём повернул к ней встревоженное лицо. Было видно, что они давно думают об этом, а решились спросить только сейчас.
— Что это ты вдруг вспомнил? — неуверенно спросила она.
Сыновья смотрели на неё пристально: её и Всеволодовыми глазами.
— Я не вспомнил, я целый день жду, но ты такая расстроенная! Может, что случилось, а ты не хочешь нам говорить? Он не бросил нас? Андрюшку папа бросил, Андрюшка не ходил в школу пять дней, утешал маму.
— Надеюсь, не бросил! — неуверенно сказала она.
— Ну если он ничего такого не говорил, значит, не бросил. Помнишь, он выступал в Доме учёных?
Длинный Петин монолог сильно напугал ее. Петя видит какое-то неблагополучие в семье, раз подумал, что её бросили.
Ей пришлось приложить максимум усилий, чтобы отправить мальчиков спать: «Завтра в школу», «необходимо выспаться», «ну я прошу вас»…
Они легли.
Как открыть дверь, чтобы она не щёлкнула и мальчики не выскочили в коридор? Сапоги взяла в руку, в чулках, осторожно наступая на паркетины, подобралась к двери, накинула шубу. Теперь самое трудное: без щелчка открыть замок, без щелчка закрыть. Медленно стала поворачивать замок. Он чуть скрипнул, Катерина застыла в неловкой позе, пальцы затекли. Мальчишки не прибежали — значит, не услышали. Снова стала медленно поворачивать. Все-таки щёлкнул немного. Катерина вздрогнула, повернулась к коридору, но в глубине квартиры стояла тишина. Посадив замок на собачку, потянула на себя дверь, выскользнула в узкую щель.
Решила не запирать на ключ, потому что щёлкнет обязательно, а от будки она увидит подозрительных людей и прибежит. Пусть мальчики уснут спокойно. Борька не прав: на них нельзя взваливать свои переживания.
Натянув сапоги, забыв застегнуть шубу, побежала к телефонной будке. Негнущимися пальцами набрала номер «Несчастных случаев», услышав свободные гудки, вывернула голову — посмотрела на свой подъезд.
— Алло, слушаю! — сказали ей. А у неё пропал голос. Но, видно, женщина, поднявшая трубку, была внимательна и терпелива, слишком горькая у неё работа, даже самый чёрствый человек не может остаться равнодушным, она посоветовала: — Если ваш автомат не сработал, перезвоните ещё раз.
Катерина уже твёрдо знала: со Всеволодом ничего плохого не случилось, прежде знала, чем женщина спокойно ответила, что в самом деле среди попавших в беду Всеволода нет.
Наверное, от нестерпимости нового, не изведанного ею раньше чувства ревности, не в силах одна справиться с ним, она набрала номер Борьки.
— Прости, я поздно… Боря, он, наверное, влюбился.
Борька захохотал.
— Он не умеет! — выдавил сквозь смех. Катерина долго молчала, спросила осторожно:
— И в меня он влюблён не был? И столько лет провёл около меня просто так?
Теперь молчал Борька.
— Почему ты молчишь? — спросила испуганно Катерина.
— Это не телефонный разговор.
— Нет, ты скажи, я всё стерплю. Почему молчишь? Ты слышишь меня? Алло?
— Слышу. Только говорить ничего не буду. Могу заплатить таксисту и уступить тебе свою тахту, если ты приедешь ко мне, могу приехать к тебе на любой ледяной перекрёсток и на край света, если ты очутишься там, могу усыновить мальчишек, могу мыть тебе ноги… но помочь тебе в твоих отношениях с Всеволодом не могу! Хочешь последовать моему совету? Но ты не последуешь. — Он опять замолчал.