Жажда, или за кого выйти замуж
Шрифт:
Сколько пережила Ермоленко прежде, чем забеременела. Чего только Катерина ни делала с ней! Наконец — тяжёлая операция. Почти небывалая операция, которую не делают женщинам под сорок! И наконец, ребёнок получился!
Сейчас найти бы для Ермоленко добрые слова!
Ермоленко родила дочку. Только родила в ту единственную неделю, на восьмом месяце, когда ребёнок жить не может. Девочка закричала, вернее, захрипела, но было ясно, а Катерине, естественно, больше других: ребёнок жить не будет.
— Живая! — воскликнула Ермоленко. И тут же по внезапной тишине, по лицам врачей, видно, поняла. — Спасите, спасите, спасите! —
Тишина стояла такая плотная, что она отчаянно закричала:
— Спасите ребёнка, пусть я умру!
Если бы не Всеволод и не унизительная бессонная ночь, может, хватило бы сил, Катерина бросилась бы сразу звонить в их подшефный роддом, чтобы дали Ермоленко брошенного сегодня ребёнка. Но Катерине мешал Всеволод: «Котёнок, девочка моя, ты спи!»
К чёрту Всеволода!
Сразу увидела потное, воспалённое, перекошенное лицо Ермоленко, и это лицо стало для Катерины единственно важным в жизни.
— Ты же умница! — Катерина обтёрла лицо пелёнкой. — Ты так хорошо рожала! А теперь тебе нужно хорошо отдохнуть. Всё будет хорошо. Успокойся! Будешь завязывать банты, что-нибудь придумаем.
То ли Катеринин голос, то ли манипуляции, которые проделывали над девочкой сразу несколько врачей, успокоили Ермоленко, она закрыла глаза.
— Спасибо, — прошептала она.
Существует только Ермоленко. Катерина пошла звонить её мужу.
Когда он прибыл, девочка была уже мертва.
Муж Ермоленко Серёжа оказался маленьким, светлоглазым и светлоголовым мальчиком. Сорок два года не дал бы ему никто, так он был юн. Катерина сразу же поняла Ермоленко — на неё с такой надеждой смотрели чистые голубые глаза, что она свои отвела.
— Ваш ребёнок умер, — сказала сочувственно, Ваша жена родила на месяц раньше. Она чуть не погибла, чуть не попала под машину, спасала девочку. Есть два варианта. Через месяц-два, как только она оправится, пробовать ещё раз, я думаю, теперь с ней будет всё в порядке. Но есть другой путь. Вы можете взять ребёнка на воспитание. Вы, наверное, знаете, некоторые женщины оставляют в роддомах своих детей. Я могу позвонить.
Муж Ермоленко смотрел на неё невидящими глазами — из них ушла надежда. Когда Катерина сказала ему: «Решать вам», он встал.
— Я решил, — сказал он, — больше ждать не могу. Не хочу. Пусть ищет себе другого мужа. Я не буду больше жить с ней. — Он пошёл к двери.
Катерина заступила ему дорогу.
— Не пущу! — сказала жёстко. — Если бы твоего ребенка она спасала из-под машины? За что она любит тебя так? Такие страдания перенесла! Пойдёмте! — Железной хваткой перехватив его руку, потащила его в родилку. Кто-то, поняв её, накинул на Сергея белый халат.
— Мама, мама! — кричала женщина.
Муж Ермоленко отшатнулся от того, что увидел, стал рваться из её рук.
— Смотри. Нет, ты смотри, как рождается на свет человек. Смотри на её лицо. Это твоя жена мучается, это твоя мать мучается, это твоя сестра мучается! — кричала Катерина.
Никогда ни на кого в жизни не кричала, а сейчас кричала.
И роженица под её криком перестала звать маму, начала слушать приказания акушерки и работать: глубоко дышать, старательно тужиться — очень она хотела родить человека. Лишь потное, воспалённое лицо выдавало её муки.
Ермоленко-муж всё-таки вырвался и выскочил за дверь родилки, буквально вбежал
— Бросишь?! Бросишь?! — возбуждённо повторяла Катерина. — За все муки, за всю любовь к тебе бросишь? Поезжай за цветами, за фруктами. Поезжай на рынок, слышишь? Хоть и нельзя, хоть и против всех правил, я тебя к ней пущу. Руки ей целуй, ноги. Только скажи, что решаешь: будешь своего рожать на будущий год или подберём чужую брошенную девочку?!
Катерина о Всеволоде не вспомнила. До обеда. До той черты, после которой она должна была спуститься в Консультацию и принимать больных. Снова, как утром, раздвоение: Всеволод — больные.
Девчушка совсем молоденькая, лет восемнадцати, не больше.
Катерина смотрит на часы. Четверть пятого. Всеволод придёт в шесть.
Конечно, она может вернуться как обычно, около восьми. Борька говорит: не унижайся. Борьке хорошо, он сам по себе, а у неё — сыновья.
Нет, она не боится остаться одна, она вырастит обоих, прокормит. Но она не может без Всеволода.
После вчерашнего… что она наговорила ему!.. он уйдёт!
— Вам придётся лечь на исследование, — говорит Катерина, не поинтересовавшись подробностями её самочувствия. — Следующий!
— Я не могу лечь на исследования, у меня больна мама, младший брат на руках…
Они тогда ехали в «Иверию». Минское шоссе — широкое, свободное. Всеволод в первый и единственный раз изменил себе — ехал не осторожно, а держал скорость 120 километров. Ей было страшно. Ветер свистел, обтекая машину, бились о стекло бабочки.
— Я никогда не умру, если ты будешь со мной. Мне кажется, ты меня понимаешь. Твоя ладошка… — Он взял её руку, положил себе на щёку. — У меня большие планы, назначение моё высокое, ты должна создать мне условия. Я буду много работать, если ты поможешь мне.
— Какие у тебя планы? — спросила она.
— Я хочу написать такой труд, в котором полностью раскроется психология великого человека. Понимаешь, я верю, что смогу объяснить, зачем человек родится. Ведь не случайность же это?! У каждого человека обязательно должно быть своё назначение на земле. Ты согласна? Люди обыкновенные мало интересны, а великие… на них можно учиться жить всем. Каждый человек должен стремиться стать великим. Вот я и буду учить этому. С тех пор как я бросил радио и стал писателем, я считаю, что мой труд — самый главный для нашей страны сейчас: процессы, происходящие в душе человека, важны в масштабах всей страны, поучительны. Представляешь, как интересно разобраться в них? Согласись, мой труд значителен. Понять закономерности истории, жизни общества можно только на людях талантливых и необычных. Всё начинается с характера. Люди ленивы и не любят совершать над собой усилия. А ведь свой характер нужно формировать самому, не уповать на природу. Ты задумывалась, какова роль писателя в жизни общества? Писатель во многом определяет политику и погоду общества, пути развития. Именно поэтому его труд, его «я» остаются навечно. Только ты помоги мне. — Неожиданно Всеволод затормозил, подвёл машину к обочине, потянулся к Катерине; Обнял её, стал гладить грудь, плечи. Нетерпеливо подрагивали щёки.