Жажда жить
Шрифт:
— Точно, — подтвердила Грейс.
— Это то слово, которое пишут на двери тех, кто заболел и находится на карантине. Не „детский паралич“, а новый медицинский термин.
— Как все же насчет детей? — спросила Анна. — Почему его раньше называли детским?
— Думаю, потому, что дети заболевают скорее, чем взрослые. Случаев детских заболеваний больше, чем взрослых. Но заболеть может всякий, так что, пожалуйста, постарайтесь не простудиться, все трое обещайте нам с мамой, что будете осторожны.
Последовал нестройный хор обещаний.
— Хорошо. — Сидни поднялся
— Папа! — отчаянно вскрикнул Билли. — Не надо!
— Не волнуйся, малыш. — Грейс успокоительно погладила сына по руке. — Папа оденется потеплее. Резиновые сапоги, плащ, верно, папа?
— Непременно. Не волнуйся, Билли, я буду очень осторожен. Можешь пойти со мной, сам убедишься, как я одет.
— Сестричка, мадемуазель, в карманный бильярд не хочешь ли сыграть? — предложил Альфред.
— Идет, — согласилась Анна, — только в ванную зайду.
— Я ни за что не простужусь, Билли. — Сидни взял сына за руку: — Пошли на кухню, там в шкафу должны быть сапоги и все остальное. Ну что за дождь, кошмар какой-то, а, малыш?
— Ну да, — кивнул Билли.
Никто не заметил, но Грейс осталась в столовой одна.
Вскоре Сидни вернулся с содержимым почтового ящика в руках, снял в кухне сапоги, плащ, клетчатую кепку, развесил вещи сушиться, сунул ноги в шлепанцы и прошел в кабинет, где Грейс сидела у камина, покуривая сигарету.
— Самый холодный день за все лето, — поежился Сидни. — Насчет камина ты правильно придумала.
— Для меня что-нибудь есть?
— Пара писем и несколько почтовых открыток. Каталог Франклина Саймона, — перечислил Сидни. — Остановился поболтать с Майлзом Бринкерхоффом.
— Где?
— У почтового ящика. Он проезжал на машине с каким-то малым, когда я вынимал почту. Остановился. По-соседски.
— По-соседски? — переспросила Грейс.
— Ну да, скоро он будет нашим соседом. Дом, который он строит, почти готов. Майлз рассчитывает въехать к концу сентября.
— Неужели?
— Ну да. Этот малый, который был с ним в машине, — подрядчик. Бэннон. Роджер Бэннон. Роджер Бэннон-младший, а уж кто старший, понятия не имею. С Роджером-то я сталкивался в городе. Лет десять назад он играл за университетскую футбольную команду.
— Его отец еще занимался политикой, — сказала Грейс.
— Похоже, так. Он, правда, умер вскоре после того, как мы поженились, но я помню, что его имя всплывало каждый раз, когда разговор заходил о политике.
— Да, так что там с домом Майлза? Ты хоть рассмотрел его толком?
— Он в стороне от шоссе, правда, не так далеко, как наш. И к нему ведет сосновая аллея. С тех пор как строительство пошло полным ходом, у меня не было случая рассмотреть дом. Но Майлз приглашал на экскурсию в любое удобное для нас время.
— Можешь быть уверен, что любой дом, построенный Майлзом, пейзаж не украсит.
— Может, и так, но не исключено, что он отдал это дело на откуп Бэннону, а тот построил несколько вполне приличных недорогих домов в северной части Форт-Пенна.
— Надо полагать, скоро там появится большая вывеска по всему фронтону: „Булочная Бринкерхоффа“.
— Давай съездим да посмотрим. Завтра или на днях. Это ведь всего в двух милях отсюда, — предложил Сидни, раскуривая трубку и принимаясь за разборку почты.
— Кларенс Богарт пишет, — объявил он.
— Где он нынче летом? — спросила Грейс.
— В Платтсбурге, и мне следовало бы там быть. Черт, не могу себе простить, что не завербовался.
— А я рада. Армия хороша для студентов или недавних выпускников, а у тебя жена и дети.
— Кларенс Богарт — мой ровесник, и у него тоже жена и двое детей, — возразил Сидни. — В эти дни „Черный Том“ пошел ко дну, это же настоящий кошмар.
— Да, но пусть этим занимаются солдаты. Кларенс Богарт, Хэм Шофшталь и им подобные. Хэм всю жизнь связан с военными. Кларенс к чему-то подобному имел отношение в Нью-Йорке.
— Он служил в эскадроне А, — кивнул Сидни. — Хочешь послушать, что он пишет? Это забавно. „Официально я считаюсь снайпером“ (вообще-то он один из лучших стрелков во всей стране), „на днях выбил 190 очков, так что когда твоя дочь подрастет, я уж позабочусь, чтобы на свадьбу она получила полный комплект, включая винтовку марки „Спрингфилд“. В то же время, если нам придется полагаться на нынешнее оружие, ничего хорошего нас не ждет… Хорошо хоть военный министр Бейкер хотя бы слышал о существовании Платтсбурга — первой линии обороны. Он был у нас несколько дней назад, но выбрал не лучшее время. Ради него мы совершили тренировочный марш-бросок на восемь миль с полной выкладкой, да еще под палящим солнцем. Ему это наверняка доставило большее удовольствие, чем нам. Мне казалось, что я в хорошей форме, но под конец едва на ногах держался. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. В какой-то момент я даже пожалел, что не остался в кавалерии, но тут по крайней мере знаешь, когда вернешься домой, и я слышал, что ребята из эскадрона надеются пробыть в Техасе, пока не минует угроза войны…“
— Хэм то же самое говорит о пехотинцах. Конни слышала слухи, что до объявления войны они будут в Техасе и Нью-Мехико.
— К слову о Хэме, от него тоже письмо пришло, — заметил Сидни.
— Не потеряй, пусть Конни почитает.
Сидни быстро пробежал письмо глазами.
— Смотри-ка, Хэм неподалеку от настоящей переделки. Его друзья из Восьмого массачусетского пехотного полка убили неподалеку от Форт-Хэнкока пятерых бандитов. Двое солдат погибли, один ранен. Там тоже жарко. Кормят ужасно, моральный дух так себе. Клопы. Если мы объявим войну, попробую пробиться на флот.
— Ладно, только действительно дождись этого момента. Ну, когда на нас нападут.
— На нас уже напали, Грейс. Потопили „Лузитанию“. Отправили на дно „Черного Тома“, причем в наших же собственных водах, и все это „Германия“, их подлодка. Такой храбростью можно восхищаться, и все же надеюсь, что англичане разберутся с „Германией“, как только она покинет территориальные воды Америки. Вильсон, должно быть, спятил, разрешив немцам вывезти в Германию каучук, золото и никель. Ведь все это обернется против нас.