Желания Элен
Шрифт:
— Утром у меня будет расстройство желудка, — вздохнула она.
Он довольно кивнул.
Она посмотрела на сигарету, которую курила.
— Она опять погасла. Где ты берешь эти штучки?
— Молоденькая девушка в том месте, где я работаю. Милая девушка. Лицо
— прямо из Ботичелли. Ну, из забегаловки Сэма Ботичелли. Знаешь, такой индийский ресторанчик в Хо-Хо-Кусе. Однажды она оставила офис открытым…
— Эй! — оживленно воскликнула Элен. — Глянь-ка!
Она вскочила на ноги и бросила диванную подушку в угол. И прежде, чем он
— О, боже… — простонал он, действительно смущенный.
Когда она встала на ноги, ее лицо заливала краска.
— Ну, как? — воинственно потребовала она.
Он вежливо поаплодировал.
— Йога, — объяснила она, — это самодисциплина.
Они вернулись к недоеденному мясу и недокуренным сигаретам с наркотиком.
— Как ты думаешь… — спросила она, — как ты думаешь… виски с содовой нам… э… не повредит? Я… меня мучит жажда.
— Ну…
Она бросилась на кухню. Принесла бутылку виски и бутылку содовой. Теперь дел у них прибавилось — выпивка, сырое мясо и гашиш.
Ричард Фэй, Отверженный Судьбой, который слишком много думал о собственном благе, сидел на краешке кресла, подавшись вперед. Он изрядно сбросил в весе, как и обещал. Теперь его костюм свободно сидел на нем. Маленький мальчик, надевший папин костюм и оказавшийся в нем как в домике. В какой-то момент он зачем-то расстегнул свой коричневый твидовый жилет, а затем застегнул его опять. Но неудачно: теперь справа вверху оказалась лишняя пуговица, а слева внизу — лишняя петля.
Мешки под глазами еще остались и живот его по-прежнему был весьма заметен. Особенно когда Юк сидел. Но в общем, Ричард Фэй несомненно похудел.
— Знаешь какое самое печальное зрелище я видел в своей жизни?
— Какое самое печальное зрелище ты видел в своей жизни?
— В прошлом году на день Благодарения я видел в витрине пуэрториканского ресторана такое объявление: «Специальный обед в день Благодарения. Индейка со всеми патрохами». Так и было написано: «патрохами». Я чуть не расплакался.
— Слушай, — сказала она, — я когда-нибудь говорила тебе, что могу достать языком до кончика носа?
— Да. Ты говорила мне и даже показывала.
— Плевать, — сказала она. — Я собираюсь сделать это еще раз.
И она сделала это.
Он поднялся на ноги. В одной руке он держал сигарету, изящно сжимая ее между большим и указательным пальцем, а в другой — стакан. Кровь стучала у него в висках.
— Сейчас мы будем снимать кино, — провозгласил он.
Элен Майли вскочила на ноги и отсалютовала:
— Сэр! Должна ли я снять с себя одежду?
— Нет, дорогая моя, не такой это будет фильм.
— А какой?
— Это любовная история.
— О, да. Сейчас, сейчас, сейчас, — восхищенно сказала она, хлопая в ладоши. — Обожаю любовные истории. Какова моя роль?
— Ты
— Замечательное кино. Мне оно уже нравится. Что я должна делать?
Он затянулся, отхлебнул глоток, затянулся, отхлебнул еще глоток.
— Действие фильма, — начал он, — происходит в тысяча девятьсот двадцать пятом году. Мы живем в пригороде Филадельфии, штат Пенсильвания. Я работаю в большой, преуспевающей компании, которая производит пробковые прокладки для крышек на бутылках «Мокси».
— «Мокси»?
— «Мокси». Вкуснейший прохладительный напиток без искусственных ингредиентов. Шоколадный. Я… я завпроизводством, в обязанности которого входит следить за тем, чтобы пробковые прокладки в срок сходили с конвейера.
— А кто я? Что я делаю?
— Ты моя любящая жена. По сценарию. Мы живем в собственном доме за городом. Стены снаружи покрашены в белый цвет.
— И зеленые ставни?
— И зеленые ставни, — он кивнул, — а на южной стороне розы.
— Вьющиеся розы, — счастливым голосом сказала Элен. — Мне нравится этот фильм. У нас есть дети?
— Да. У нас двое детей. Фонди — наш старший. Ему десять лет и он очень смышленый. На прошлой неделе он продал четырнадцать подписок на журнал «Либерти» и выиграл велосипед. Девочку зовут Таск, и она очень миленькая. Все время что-нибудь лепечет.
— И носит бант?
— Верно, — одобрительно кивнул он, — розовый.
— И она ужасно милая? И с нею вечно происходят какие-нибудь неприятности. Так вчера она упала и ушибла коленку, а я должна была поцеловать ее, чтобы быстрее зажило.
Он мрачно посмотрел на нее.
— Ты уже видела этот фильм.
— Нет, Юк. Клянусь, я не видела.
— Ну, ладно… Она упала и ушибла коленку, и ты должна была поцеловать, чтобы скорее зажило. Когда начинается фильм, я еду домой с фабрики. Вечер пятницы. Я в электробусе и…
— Электробусе?
— На прошлой неделе я предпринял настоящее изыскание по этому вопросу. Это нечто вроде троллейбусов и они курсируют между городом и ближайшим пригородом. Они мчатся по полям и лугам, такие электрические вагончики. Боже, это так красиво. Ну, вот я возвращаюсь домой на электробусе, и мой сосед спрашивает меня идем ли мы сегодня на танцы в клуб «Кантри».
— Мы члены этого клуба?
— О, да. Мы очень состоятельные. Пробковые прокладки, сама понимаешь. Я говорю: «Да, мы собираемся на танцы. А наш верный слуга побудет с детьми». Затем мы подъезжаем к станции, расположенной прямо в поле и…
— И я жду тебя там!
— Точно! Ты ждешь меня вместе с детьми. Вы приехали за мной на автомобиле марки «Джон О'Хара» выпуска двадцать второго года. Дети кричат: «Папа! Папа!» и бросаются мне в объятия. Я целую Фонди, он рассказывает мне о проданных подписках на журнал «Либерти» и о том, как он выиграл велосипед. Я целую Таск, и она рассказывает мне о том, как упала и ушибла колено и как ты должна была поцеловать его, чтобы оно скорее зажило. А потом я целую тебя.