Железноцвет
Шрифт:
– А когда ракеты? – спрашивает Зоя.
– М-да. Разве что.
Зарница дала нашим войскам фору, в которой они так отчаянно нуждались, и на Аляске они загнали врага в угол. Но этот враг проигрывать не умеет, не на своей земле. Ракеты с обеих сторон встретились над океаном и упали на свои цели, и две тысячи ядерных солнц осветили ту памятную ночь. Все ждали конца света, и только военные стратеги знали правду, что страшнее и банальнее любого кликушества: ядерных арсеналов было достаточно ровно для того, чтобы подавить ракетные шахты и базы подводных лодок, находившиеся далеко за пределами крупных городов. Миллионы погибли, но мир устоял, его индустриальная мощь осталась
– Вон мой дом, слева, – показываю я. – С гранитной облицовкой снизу. Берегись надолбов – их для таких, как ты ставили.
– Это что значит? – хмурится Зоя, но мучительный стон Аркадия ее отвлекает. Она оборачивается назад и стискивает его руку. – Уже приехали, Аркаш. Еще чуточку потерпи.
– Я открою, а ты вытаскивай его.
Я запускаю Зою с братом внутрь парадной и напоследок оглядываюсь на заросший сквер. Вокруг темно и пусто; через скверик от меня стоит дом, как две капли похожий на мой. Только он обгорел и весь развалился. Я поспешно захожу внутрь и закрываю дверь.
В парадной как всегда: полутемно, аварийно и пахнет жизнью. Кажется, сегодня у нас топят. Зоя с Аркадием быстро перемещаются к лифтовой шахте, где Зоя нажимает на кнопку, под которой написано “ПРОТИВОВЕС”. Потом ей приходится подождать, пока я поднимаюсь по лестнице, держась за дубовые перила. Для устойчивости, Зоя прислоняет Аркадия к кованой решетке, закрывающей шахту. Я подхожу как раз тогда, когда на площадку, грохоча и лязгая, спускается лифтовая кабина.
– Как в детдом вернулась, – говорит Зоя, ковыряя пальцем стенную щель, заросшую рыжим. Я открываю обе двери, запускаю товарищей, закрываю и захожу внутрь.
В отделанной латунью кабине кроме некогда бархатного сидения есть только лампочка и торчащий из пола чугунный столб с набалдашником размером с чемодан. Я берусь за рычаг, венчающий набалдашник, и двигаю его вперед. Лифт начинает карабкаться.
За сплетением железных узоров ползут этажи: красное дерево, бронзовые люстры и непробиваемые черные двери; ковровые дорожки и резные лавки, а под лавками – кучки блестящих глазок, хитро и злобно следящих за движением кабины. После первой пары этажей здание начинает оживать, становится слышна музыка. На очередной площадке открыта одна из дверей, и на фоне иссиня-черного зарешеченного неба курят изысканные формы в дымчатых нарядах.
– Гм, – подает голос Зоя. Теперь я замечаю, как диковато она оглядывается по сторонам.
– Гм?
– Я думала, тут по-другому будет. Ну, охрана там. И, не знаю, консэржка.
– Консьержка.
– Она.
– Консьержка и вправду раньше была. И охрана, – задумчиво говорю я.
– И куда делась?
– Был инцидент. Одного жильца приехали забирать, и охрана тех, кто приехал, пустила. Жилец, правда, все равно не дался, – говорю я.
Стены площадки, которую мы проезжаем, изрешечены и заляпаны. Гильзы от “Максима” никто так и не убрал, только смел в один угол.
– Следующий –
– Сам не видишь?
– Ну да.
На этаже, на который мы приехали, всего одна дверь – большая и толстая. Если бы не гобелены, на стенах было бы видно, где раньше были старые входы. Аркадий вообще не стоит на ногах, и Зое приходится взвалить его себе на плечи. Она чертыхается, пока я ввожу комбинацию на дверном замке и вожусь с ключами. Шприцы похрустывают у нас под ногами, но ритмичной гул, идущий снизу, перекрывает их хруст. К тому моменту, когда я открываю последний замок, Зоина критика принимает личный характер. Под красочные предположения о том, что пила моя мама в ходе своей беременности, я наконец распахиваю бронированную дверь, и мы вваливаемся внутрь. Мягкий свет люстры озаряет простор прихожей, и Зоя присвистывает.
– Вот это уже больше…
– Осторожно, видишь растяжку? – говорю я. Переступай, вот так. Неси его в санузел – дверь прямо. Постарайся ковры не замарать.
Скинув берцы, Зоя уносит Аркадия, куда я сказал. Я пользуюсь этой минуткой, чтобы перевести дыхание. Не спеша вытираю сапоги, вешаю Аркашину куртку на обрамленное бронзой зеркало, снимаю шинель и прохожу в санузел. Его дверь оставлена нараспашку, и внутри уже горит свет.
Аркадий сидит на стуле, напротив моей огромной фарфоровой ванной. Он больше не трясется и ничего не говорит про глаза. Зоя сидит рядом, на унитазе, и быстро перебирает содержимое своей аптечки. Нужное она кладет в раковину, ненужное бросает через голову Аркадия в ванную. В Зоиных губах зажата сигарета, а Зоины штаны с трусами спущены до колен. При моем появлении она даже не отрывается от дела.
– Очень хуево, Петя, – хмуро резюмирует Зоя. – Всего у меня по нулям, одни бинты-то и остались из нужного. И эпинефрин. Думала завтра затариться, бестолочь. Поделом мне, – зло бросает она.
– Гм, – только и говорю я. – М-да.
Выходить теперь не только поздно, но и как-то глупо.
– Нужно срочно обезболивающее, и обязательно – обеззараживающее, – говорит Зоя. – Сейчас начну выковыривать эти стекляшки, и Аркаше будет тяжко.
– У меня и аптечки-то нет, – растерянно говорю я.
Ею, среди прочего, месяца три тому назад я швырнул в спрута, грозившего мне из оконной форточки.
– Ну поищи что-нибудь, а? – просит Зоя. Она вынимает бычок изо рта и бросает его между ног, в унитаз. – Пожалуйста. Может, на кухне че лежит? Все, что найдешь – тащи.
Я переворачиваю кухню вверх дном. Свою обыскиваю впервые, но процедура-то отработанная. В резном шкафчике я нахожу половину булки, кусок колбасы и бутылку уксуса без этикетки. В ящиках – пакет поваренной соли и пару умерших жуков. В холодильнике лежит смерзшийся брикет свиного фарша, пакет с рыбой да улей с светляками. Под столом я нахожу “Дюрекс” и очень одинокую гильзу – стреляные. Их отправляю в ведро. Никаких лекарств. Спиртного, разумеется, тоже нет.
На выходе из кухни ни в чем не повинный табурет получает от меня яростного пинка, но спина напоминает мне, что поздно делать футбольную карьеру. Я поднимаю табурет и, крякнув, сажусь на него.
– Нашел че-нибудь, Петь? – из санузла спрашивает Зоя. Что мне ей сказать?
– Уксус, колбасу и соль.
Шутник недоношенный.
– Тащи сюда! – неожиданно отзывается Зоя. – И миску возьми, любую!
Вскочив с табурета, я хватаю ингредиенты и спешу обратно в санузел. Зоя теперь сидит на краю огромной ванны, скинув свитер и закинув ногу на ногу. Склонившись над Аркадием, она сосредоточенно закатывает левый рукав майки.