Железнодорожница
Шрифт:
Я прямо почувствовала, как у меня округляются глаза.
В зал вошел дед.
— Рита, ну ты чего? Сегодня же ведомости выдавать будут с оценками за год! Собирайся давай в школу.
— Не нужны мне ваши ведомости! — продолжала истерить девчонка. — Ничего мне не надо! Я сейчас пойду в школу! Может, меня убьют по дороге, тогда всем хорошо станет!
Ну это уж слишком! Ее бы психологу показать, но какие в те времена психологи?
— Заткнись! — выпалила я.
Под моим тяжелым взглядом девчонка и правда заткнулась и села на стул. Дед тоже сел
— Послушай, Рита, — твердым тоном заговорила я, — твой папа не умрет. Такие, как он, скорее своих близких загонят в могилу. Тебя он уже превратил в истеричку. Но тут ты и сама виновата. Ты слабая, и ведешься на его манипуляции. Но тебе надо понять, что это — жизнь, и никому тут не легко. И никто не застрахован от неприятностей и болезней. Короче, пойми, что здесь не курорт. И проблем впереди много. Сейчас ты винишь меня, что я отказываюсь нянчиться с папой. Но поверь, когда-нибудь ты скажешь совсем по-другому. А теперь собирайся, и марш в школу!
Я повернулась к деду:
— А что за ведомость, напомни, пожалуйста.
— Да ведомость, — дед развел руками, — сегодня же двадцать пятое мая, учебный год закончился.
Так, учебный год закончился. Какая ж тогда музыкальная школа? Там наверняка тоже все закончилось. Ладно, мы все равно сходим, хотя бы узнать, что да как.
Вадим продолжал вздыхать и стонать на своем диване.
— Ты так меня опозорила, — проговорил он слабым обиженным голосом, и поскольку я промолчала, осмелился продолжать: — Зачем ты им позвонила и сказала, что я пьяный? Я ведь с утра не пьяный был. Я бы нормально до работы доехал. Как же так? Ты же всегда меня прикрывала, Альбина! Даже если я не мог с бодуна подняться, ты звонила и говорила, что я приболел. А теперь, вот что теперь про меня подумают?
— А тебе не все равно? — я решила вступить в разговор, поняв, что он не отвяжется. — Если ты пьешь до посинения, значит, считаешь это правильным. А если это правильное поведение, то и пофиг на них всех.
— Ой! — он тяжело вздохнул и повернулся на другой бок, что-то бормоча.
— И это не я тебя опозорила, ты сам себя позоришь. Вчера весь двор наблюдал, как ты ширинку расстегиваешь и…
— Ну все, хватит, — вдруг рявкнул он, подпрыгивая с дивана, — сколько можно меня упрекать? Сколько можно одно и то же? Как мне на работе теперь показаться?
— Никак, — спокойно ответила я. — Один раз сходишь, напишешь заявление на увольнение, и помашешь им ручкой.
— А кто меня кормить будет, дура ты баба?
— Действительно, кто? — с сарказмом сказала я. — А кто тебя сейчас кормит? Правильно, слабая женщина-дура и дед-пенсионер. А ты свои зарплаты успешно прогуливаешь.
— Ну хватит! — опять заорал Вадим. — Все, что я пропил, я восполню.
— Восполнишь?
— Да, я в следующий раз в три раза больше заработаю. Вчера спрашивали, кто в командировку поедет на два месяца в Бикин. Я записался. Там и заработаю.
— Нет, — спокойно сказала я, — так не пойдет. У меня для тебя предложение намного лучше.
— Какое?
Наш диалог прервала
— А сегодня разве не надо белый фартук? — придирчиво рассмотрела я ее вид. — Вроде как последний день учебы, перевод в третий класс…
— Да, училка тоже говорила, надо в белом фартуке.
— Ну, так иди переодевайся.
Через минуту она вышла уже в белом, с позволения сказать, фартуке.
— Он что у тебя, нестираный, — недовольным голосом заметила я, — и неглаженый. Куда идти в мятом и грязном? Да… Надень лучше черный, в самом деле.
Тут, конечно, и я виновата. Не досмотрела, увлекшись своими делами.
Когда за Риткой хлопнула входная дверь, Вадим решил вернуться к начатому разговору.
— Ты сказала, что есть какое-то предложение для меня, получше, чем командировка, — он смотрел на меня крайне заинтересованно.
— Да, — торжественно подтвердила я, — ты станешь моряком. Будешь ходить в заграничные рейсы. В море ты и в запой не уйдешь — не получится, и деньги семье будут перепадать, и…
Я замолчала, наткнувшись на взгляд Вадима. Глаза его округлились, лицо покраснело.
— Ты что? — его голос предательски сорвался, и Вадим прокашлялся. — Что с тобой, Альбина?
— А что тут такого? Простым матросом тебя же возьмут? И комиссию ты пройдешь, молодой еще. Пока не спился окончательно, надо…
— Я тебя не понимаю! Я не верю! — прервав меня на полуслове, он вдруг подскочил с дивана и начал взволнованно ходить по комнате из угла в угол.
Что за странная реакция?
— Чему ты не веришь? — спросила я.
— Да ты же запретила мне в моря ходить! — крикнул он. — Ты же сказала: «Женился — сиди дома!»
— Я так сказала? Так ты, получается, уже ходил в моря?
— Ну, конечно! Ходил — до того, как с тобой связался! — он сделал нервный упор на словах «с тобой». — И мне нравилось! Заработки хорошие. Работа, хоть и тяжелая, но интересная. Я с таким сочувствием смотрел на людей, работающих на берегу. Ну что они видели? С понедельника по пятницу, с восьми до пяти у них работа. Утром и вечером толкаются в автобусах. В пятницу они напиваются, и в понедельник с бодуна им опять на работу. А у меня свой график. Год в море отработал, зато потом полгода дома. Или восемь месяцев в море — четыре месяца дома. Денег полные карманы — захотел, поехал куда-нибудь, захотел — дома валяешься на диване, отдыхаешь.
Он вдруг кинулся к отделению в «стенке», открыл дверцу и принялся ворошить документы.
— Вот же, смотри, — протянул мне синее свидетельство с тиснением герба СССР.
Я развернула. «СССР. Министерство рыбного хозяйства. Главное управление рыбной промышленности Дальневосточного бассейна „Дальрыба“. Свидетельство № 852. Выдано гр. Новосельцеву Вадиму Игоревичу в том, что он окончил бригадную форму обучения по профессии и специальности матроса 1 класса». Фотография, печать, дата.
— Замечательно, — я растерянно подняла глаза на Вадима, — значит, опыт работы в море у тебя есть.