Железный гром 2
Шрифт:
И самое хреновое, что здесь мы вынужденно застряли на несколько часов, снимая с дубов все эти «гирлянды». Из-за царившего здесь сильнейшего запаха разложения многих участников погребальных мероприятий немилосердно тошнило.
Оскверненную дубовую чащобу, судя по солнцу, покинули где-то в четвертом часу дня. Июньские световые дни, как всем известно, длинные, поэтому прошагать сегодня вождь планировал еще как минимум полтора десятка километров.
В начавшихся сгущаться сумерках авангард наконец-то остановился, найдя приличное место для ночной стоянки рядом с полноводным ручьем. Мы вместе с Ладиславом и еще несколькими парнями развели костер, собираясь приготовить ужин, но нашим планам не суждено было сбыться.
Вдалеке, где-то со стороны ручья раздались крики вначале встревоженные, а потом и полные злобы и боли. Не надо быть обладателем семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что на лагерь
Внезапно, сквозь окружающие меня стоны, крики и проклятья, я услышал, как резко завизжали галинды сражающиеся на южном участке, про себя надеясь, что это в них врубились наши отстающие основные силы. И мое предположение действительно оправдалось, стали отчетливо слышны все нарастающие по мощи и численности голосов боевые кличи драговитов, а затем и вовсе протяжно запел рог нашего вождя. Сражающиеся с нами галинды стали быстро, с большими потерями, откатываться назад, растворяясь в сумеречном лесу.
Наконец остановиться и попытаться оказать нам более серьезное сопротивление отступающие с боями галинды решились лишь у своего некогда хорошо укрепленного и довольно крупного населенного пункта, находящегося на высоком обрывистом мысу у реки Шара, который мы взяли штурмом еще прошлой весной и «погостив» там несколько дней, ушли обратно домой, закончив тем самым прошлогоднюю вылазку в балтские земли.
Сейчас, находясь в свите вождя все мы пялились на эту галиндскую крепостицу словно бараны на новые ворота. Естественная крутизна склонов дополнительно было усилена эскарпами. А на месте некогда зияющего пролома сожженного нами в том году деревянного частокола высились новые, врытые в землю столбы. Да и само городище после устроенного здесь пожарища по большей части было заново отстроено. К местным вооруженным мужикам новопоселенцам присоединились некоторые из отступивших сюда «кусачих» галиндских отрядов, тревоживших нас в пограничной полосе. И сейчас все это воинство из-за стен крепостицы грозно потрясало оружием, отпускала в наш адрес скабрезные шутки, поносили матом и криками советовали убираться домой.
Отчего балты пытаются бравировать, с этим все понятно. Те из них, кто застал наш прошлогодний штурм с применением огнесмесий ныне или лежат в земле или трудятся в качестве рабов у новых хозяев.
Хотя нас и больше раз в десять, но захват подобного рода крепостей, хотя с точки зрения Дмитрия вся эта крепость со стороны выглядела не иначе как огороженная кольями деревня, но не суть, так вот, если верить доносившимся до моего слуха рассказам, раньше всегда и нам, и галиндам взятие подобного рода укрепленных пунктов дополнительно усиленных пришлыми защитниками, давалось очень дорогой ценой. Потому как штурмовали, главным образом, используя приставные лестницы, вооружение и воинские навыки противников тоже примерно до недавних пор находились на одном уровне. Нет, конечно, взять эту крепостицу нам вполне по силам используя даже старые «методички», но потерять в таком случае мы можем чуть ли не половину своего войска, а оставшихся могут добить подошедшие подкрепления неприятеля. Не будь у нас зажигательных смесей, не думаю, что Гремислав решился бы брать крепость приступом, так как потеря многих сотен взрослых мужиков серьезно ослабит все племя минимум на несколько лет, чем, опять же, могут воспользоваться соседи. Но с появлением или переселением в тело Дивислава второй иновременной сущности очень многое уже изменилось, теперь захват этой крепостицы набитой до отказа защитниками вряд ли обернется для нас пирровой победой.
Обстрел из трех больших крепостных арбалетов частокола продолжался меньше двадцати минут, как раз в ворота и в забор рядом попало шесть начиненных огнесмесью глиняных сосуда. Жаркое, чадящее пламя занялось моментально.
Вообще с моей «вундервафлей» поджигать местные крепости — это сплошное удовольствие, поскольку один ряд врытых в землю кольев для коптящего огня, с жадностью пожирающего сухую древесину, серьезной преградой, естественно, не являлся. Другое дело, хотя бы две линии тына утрамбованных землей — уже совсем другое дело! Здесь,
Стоило огню лишь заняться, как с радостным ревом к месту поджога устремились заранее выделенные Гремиславом части состоящие из щитоносцев и лучников. А следом за ними тронулись и штурмовые отряды, которые, когда догорит дерево, должны будут непосредственно первыми вломиться в крепость.
Вторая половина нашего войска, сводные отряды численностью до тысячи человек составляли оперативный резерв на случай если к осажденным придет помощь, что было очень и очень вероятно, ведь следы довольно значительного галиндского войска были обнаружены еще накануне.
Штурмовые части расположились подальше от лучников, вне зоны накрытия стрел противника. Лучники требовались сейчас в первую очередь для противодействия галиндским «пожарным». Ведь защитники града сидеть сложа руки и смотреть как горит их стена совершенно точно не собирались и уже начали высовываться, поливая огонь деревянными ведрами, наполненными водой. Для моего огня это, конечно, не являлось критичным, но и на пользу ему не шло совершенно точно.
Стрелки, сидя за щитоносцами на корточках, наложив на тетиву стрелу, вскакивали и стреляли. Причем, было заметно, что стреляли кто как, кто прицельно, кто — лишь бы выпустить стрелу куда-то «в ту степь» и побыстрей вновь нырнуть за спасительный щит. Почему спасительный? А потому что галиндские лучники, не задействованные в тушении пожара, открыли ответную стрельбу, в первую очередь выцеливая всех тех, кто активно мешал «пожарным» ликвидировать очаг возгорания.
Через три часа на месте прогоревших ворот и соседних бревен тына образовалась угольно-черная, дымящая брешь. За это время из крепостных арбалетов пришлось пульнуть еще несколько раз, поскольку пробоину пытались завалить бревнами, заодно разгоняя защитников крепости и усиливая огонь.
Всем этим «оркестром» — тремя тяжелыми воротными арбалетами дирижировал непосредственно я собственноручно. В этой «артиллерийской» команде вместе со мной, точнее говоря под моим началом были и брат Черн и двоюродный брат Тороп, сын двоюродной сестры отца Станил, племянник Берислава Добрила, а еще три хорошо знакомых мне гончара-каменщика, один лодочник и один кузнец. Главный наш теперь уже, наверное, не кузнец, но металлург Лысань вместе с еще огромным количеством хороших ремесленников-специалистов своего дела по воле Гремислава были оставлены в Лугово, в некоторых случаях даже насильно, как это случилось все с тем же вышеупомянутым Лысанем. И раньше головами и руками хороших специалистов руководители племени старались без веской нужды не рисковать, а теперь, не без моего воздействия, эта тенденция только еще более усилилась. И я думаю, что и к крепостным арбалетам Гремислав пристроил нас с его родным сыном Торопом и моим братом Черном вовсе не случайно, а с умыслом держать нас подальше от самого пекла — рукопашных мясорубок, а также придал нам и ряд достаточно ценных и полезных общине специалистов. Поэтому сейчас за разгорающейся схваткой мы были вынуждены наблюдать в роли зрителей, но не участников. Мотивировал свое такое решение вождь тем, что мы останемся с резервом и должны быть готовы дать отпор той военной помощи, если она придет к осажденным галиндам.
В брешь, по команде Гремислава устремились с криками штурмовые колонны. Костяк их составляла луговская дружина — вооруженная и экипированная наилучшим образом во всем драговитском войске, а все благодаря заработавшим с зимы этого года металлургическим производствам. На них со свистом тут же обрушился град стрел, но щиты того или иного качества, от легких плетенных из ветвей и покрытых кожей, до тяжелых, сбитых из досок, здесь, в штурмовых подразделениях, были у каждого. Но все равно, низринувшийся на них с высоты частокола ливень стрел и камней запускаемых из пращей не прошел бесследно. Словившие стрелы или получившие удар булыжником драговитские воины оступались и грохались наземь, кто-то замертво, кто-то со стоном или вскриком от пронизывающей тело боли. Но, тем не менее, ударами копий, мечей и топоров, крошащих черепа, плотина защитников была прорвана.